Секретные архивы ВЧК-ОГПУ
Шрифт:
— Но они могут сослаться на присягу, — слабо возразил кто-то.
— Срок — три дня! — рубанул Петерс. — Если они не забудут о дурацкой присяге и не станут служить трудовому народу, разбросать листовки с сообщением о расстреле членов их семей. Пусть эта кровь будет на их совести!
И снова в подвалах ЧК загремели выстрелы. Офицеров, перешедших на сторону красных, больше не становилось, а вот горы трупов росли. Эти же методы изобретательный Петерс применял в Киеве, а потом и в Туркестане, беспощадно уничтожая тех, кого он считал пособниками белых
Но недолго музыка играла.. .То ли излишняя старательность стала смущать начальство, то ли он поднял руку на людей, облеченных доверием Кремля, но в 1937-м вчерашние коллеги и друзья его арестовали и вскоре расстреляли.
ЖЕНСКАЯ КРОВЬ НА БРУСЧАТКЕ КРЕМЛЯ
Как и обещал Свердлов, Фейгу Каплан с Лубянки перевели в Кремль. Почему? Да потому, что несознательные чекисты, не понимающие, что такое политическая целесообразность и требующие открытого и гласного суда, могли совершить что-нибудь такое, что никак не входило в планы Свердлова. Не дай бог, суда захочет и Ленин, ведь хоть и недолго, но присяжным поверенным он служил и вкус к судебным разбирательствам имеет. А там может всплыть такое!
Нет, о суде не может быть и речи. И чекистам оставлять Каплан нельзя! Благо кремлевская охрана подчиняется главе государства, и никому другому. Что касается коменданта Кремля Павла Малысова, то этот бывший матрос знает, что своей карьерой обязан Якову Михайловичу, и без лишних вопросов выполнит любой приказ председателя ВЦИК.
Так оно и случилось. Несколько позже в своих воспоминаниях кавалер ордена Ленина Павел Мальков не без гордости рассказывал о самом ярком дне своей жизни.
«Утром меня вызвал секретарь ВЦИК Варлам Александрович Аванесов и приказал:
— Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.
Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Вскоре меня вновь вызвал Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.
— Когда? — коротко спросил я у Аванесова.
У Варлама Александровича, всегда такого доброго и отзывчивого, не дрогнул ни один мускул.
— Сегодня. Немедленно.
— Есть!
— Где, ты думаешь, лучше?
Мгновенно поразмыслив, я ответил:
— Пожалуй, во дворе Автобоевого отряда. В тупике.
— Согласен.
После этого возник вопрос, где хоронить. Его разрешил Свердлов.
— Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа! — велел он».
Получив такую санкцию от самого Свердлова, изобретательный Мальков разработал до сих пор не применявшийся сценарий расстрела. Чтобы не привлекать внимания случайных посетителей и работников Совнаркома внезапной стрельбой, он приказал выкатить несколько грузовиков и запустить двигатели, а в тупик загнать легковушку, повернув ее радиатором к воротам. В воротах он поставил вооруженных латышей.
Потом
В этот миг раздалась еще какая-то команда, взревели моторы грузовиков, тонко завыла легковушка! Фейга шагнула к машине, и загремели выстрелы. Их она уже не слышала, ведь доблестный комендант Кремля всадил в нее всю обойму.
По правилам во время приведения смертного приговора в исполнение должен присутствовать врач: именно он составляет акт о наступлении смерти. Большевики обошлись без врача, его заменил, никогда не догадаетесь кто, великий пролетарский писатель и популярный баснописец Демьян Бедный (он же Ефим Придворов). То ли потому, что по образованию он был фельдшером, то ли потому, что дружил с Мальковым, но, узнав о предстоящем расстреле, он напросился в свидетели. Отказать приятелю в такой безделице Мальков не мог, но сказал, что стрелять будет сам.
Пока гремели выстрелы, Демьян держался бодро. Не скис он и тогда, когда его попросили помочь засунуть в бочку еще теплый труп и облить его бензином. Молодцом был и в тог момент, когда Мальков никак не мог зажечь отсыревшие спички — поэт великодушно предложил свои. А вот когда вспыхнул костер и запахло горелой человечиной, певец революции шлепнулся в обморок.
— Интеллигенция, — усмехнулся Мальков.
Стоявшие поблизости латыши дружно засмеялись, но Мальков строго на них прикрикнул:
— Тихо! Всем стоять смирно! Слышите? — поднял он перепачканный кровью и бензином палец. — Это же «Интернационал». Ай да Беренс! Ай да молодец!
—Действительно, «Интернационал». Но откуда музыка? — приложил ладонь к уху пришедший в себя Демьян.
—Мы починили часы Спасской башни,—радостно объявил Мальков. — И заставили их играть «Интернационал». Ильич просил об этом еще весной. И знаете, кто это сделал? Кремлевский водопроводчик Беренс. На все руки мастер! Между прочим, красное знамя, которое развевается над куполом, установил тоже он.
— Выходит, — кивнул поэт на догорающий труп Фейги Каплан, — мы все сделали под красным знаменем и под «Интернационал»?
— Вот именно! — гордо вскинул голову вчерашний матрос, а ныне штатный палач Павел Мальков и отправился к Свердлову, чтобы доложить об образцово выполненном задании.
Яков Михайлович поблагодарил вновь испеченного палача и приказал напечатать в «Известиях В ЦИК» соответствующую информацию. 4 сентября газета шла нарасхват! И все из-за двух скупых строчек:
«Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)».