Секретные архивы ВЧК-ОГПУ
Шрифт:
Бракосочетание состоялось в Харбине, а венчание — в лютеранской церкви. Но вот что занимательно: сразу после венчания молодой муж уехал в Даурию, а его жена вернулась в родительский дом. Больше Елена Павловна с бароном так ни разу и не виделась, а в сентябре 1920-го один из адъютантов Унгерна вручил принцессе официальное извещение о разводе.
В те же дни барон объявил себя наследником Чингисхана и выдвинул идею создания Великой Монголии, которая будет простираться от Волги до Тихого океана. Именно после этого он обрядился в желтый монгольский халат, поверх которого носил генеральские
САДИСТСКАЯ АГОНИЯ БАРОНА
Слоняясь по территории Монголии, Азиатская дивизия, если так можно выразиться, наращивала мускулы. Чтобы склонить монгольских князей на свою сторону, а стало быть, получить оружие, фураж, лошадей и всадников, Унгерн провозгласил лозунг: «Азия — для азиатов!»
Но этого было мало, и Унгерн начал трубить о превосходстве желтой расы. Он говорил, что «желтая раса должна двинуться на белую — частью на кораблях, частью на огненных телегах, что поход объединенных сил желтой расы в союзе с Японией на Россию и далее на Запад поможет восстановлению монархий во всем мире».
Этот нехитрый прием на некоторых князьков подействовал, и они присоединились к Унгерну. Но такого рода идеи не вызывали восторга у русских, а их в дивизии было немало. И тогда Унгерн решил воспользоваться слухами о том, что младший брат царя Михаил Александрович Романов, высланный большевиками в Пермь, не был расстрелян, а сумел бежать и теперь прячется в известном барону надежном месте.
«Мы, и только мы можем вернуть законного хозяина земли русской на престол, — говорил на одном из митингов разуверившимся во всем казакам и беглым офицерам верный слуга престола барон Унгерн. — Больше это сделать некому. С нами не только Азия, с нами Бог! Смерть большевикам! Москва будет нашей!»
Судя по тому, как яростно сражалась Азиатская дивизия с большевиками, нет никаких сомнений, что люди ему верили и в борьбе за правое, с их точки зрения, дело живота своего не жалели.
Между тем Унгерн решил обеспечить тылы и в ноябре 1920 года организовал налет на Ургу (ныне Улан-Батор), захватил ее, но под давлением китайских войск вынужден был отойти. Перегруппировав силы, в феврале 1921 -го Унгерн снова бросается на Ургу, уничтожает маломощный гарнизон и отдает город на разграбление своим бандам.
Вот как описывал эти дни случайно оказавшийся в городе корреспондент английской газеты «Морнинг пост»:
«Победители вошли в город с триумфом и сейчас же предались грабежам. С торжественным прибытием самого Унгерна грабежи поутихли, но тут же возникла волна расстрелов: Унгерн приказал уничтожить всех большевиков и евреев».
Думаю, что в связи с этой заметкой в английской газете настала пора рассказать об одной из самых отвратительных черт характера барона — его исступленном антисемитизме. Самое удивительное, он этого не то что не скрывал, а, наоборот, гордился и, где только мог, подчеркивал свою неистовую ненависть к евреям. Вот что, скажем, он писал своему идейному сподвижнику генералу Молчанову:
«Ваше превосходительство! С восторгом и глубоким восхищением следил я за Вашей деятельностью и всегда сочувствовал и сочувствую Вашей идеологии в вопросе о страшном зле, каковым является еврейство, этот разлагающий мировой паразит».
«Вы помните, когда мы под дождем беседовали об этом важном вопросе.
И вот теперь, узнав, что Вы начинаете действовать, я обрадовался тому, что Вы сами можете выполнить свои планы и истребить евреев так, чтобы не осталось ни мужчин, ни женщин, ни даже семени от этого народа».
Но письма письмами, а как действовал сам Унгерн? Как всегда, последовательно. 21 мая он сочинил и собственноручно написал «Приказ русским отрядам на территории советской Сибири № 15». Называя комиссаров, коммунистов и евреев «разрушителями и осквернителями России», барон заявляет, что «мерой наказания для них может быть лишь одно — смертная казнь разных степеней».
И далее: «Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями, а все их имущество конфисковывать!» Навербованному в дивизию разбойничьему сброду суть приказа объяснили еще проще: «Можете убивать и грабить еврейские семьи до тех пор, пока сумки от овса не наполнятся добром».
Надо ли говорить, что этот изуверский приказ исполнялся охотно, а в случае отсутствия рвения в ход шли бамбуковые палки или голодные крысы.
Попировав и пограбив в Монголии, Унгерн затеял поход на Россию. 21 мая 1921 года Азиатская дивизия покинула Ургу и двинулась на север. В среде здравомыслящих офицеров поднялся ропот, они прекрасно понимали, что силами одной дивизии Красную Армию не победить. Когда появились первые дезертиры, Унгерн решил преподать урок всему офицерскому корпусу.
Поручик Ружанский бежал не с пустыми руками: он подделал подпись барона, получил приличную сумму денег и поскакал в один из лазаретов, чтобы забрать служившую там жену. Поручика догнали, а жену арестовали и отдали на поругание казакам. После этого на площадь согнали всех жен офицеров, в том числе и жену Ружанского, приволокли поручика, прилюдно перебили ему ноги, «чтобы не бежал», потом — руки, «чтобы не крал», и повесили на вожжах в пролете ворот. После этого расстреляли и его жену.
Унгер был уверен, что испугает недовольных и заставит служить ему беспрекословно. Но он просчитался... Поход на Россию с самого начала не заладился. Вздувшиеся реки, массовое дезертирство, низкий боевой дух и, самое главное, отчаянное сопротивление красноармейцев превращали в дым мечту Ун-герна захватить сибирскую железную дорогу в районе Байкала, взорвать туннели, отрезать Дальний Восток от Советской России и восстановить там власть Японии.
Барон предпринимал все новые атаки, вырезал целые села, расстреливал немногочисленных пленных, но стратегического успеха не было. Как человека военного его больше всего поражала стойкость красноармейцев и их нежелание сдаваться в плен.
— Шикарно, — говорил озадаченный барон.—Стреляются, но не сдаются!
Когда красные подтянули свежие силы, а против конницы барона стали использовать аэропланы, Унгерну пришлось отступить на территорию Монголии. Осатаневший от неудач, лошадиных доз опиума и бесконечных приступов головной боли, барон окончательно озверел: всю злобу он срывал на своих, расстреливая отставших, бросая на съедение волкам раненых, четвертуя непокорных.