Секретные бункеры Кёнигсберга
Шрифт:
После того как был составлен указанный акт, удостоверяющий гибель Янтарной комнаты, Брюсов и его коллеги сочли целесообразным сконцентрировать свое внимание на поисках музейных экспонатов, сохранившихся под обломками в других помещениях замка. Вместе с солдатами, приданными комендатурой, они обшаривали все уцелевшие комнаты, подвалы, галереи, с риском для жизни забирались на грозившие рухнуть перекрытия второго и третьего этажей, спускались в глубокие подземные склепы. Конечно, группа Брюсова смогла обследовать лишь те помещения, которые были относительно доступны. Там же, где завалы преграждали путь и требовались большие работы по разминированию и расчистке руин, делать было нечего: у Брюсова не было ни достаточной рабочей силы, ни требуемых технических средств. Так что найденные в эти летние дни 1945 года ценные предметы представляли собой не столько плод интенсивных и скрупулезных поисков, сколько
С присущим первым поисковикам чувством ответственности, каждая найденная в развалинах замка вещь фиксировалась в специальной описи, что позволяет нам сейчас реально оценить результаты их работы. В архивных фондах сохранился этот любопытный документ, исполненный фиолетовыми чернилами на бланках расшитой приходной книги Прусского музея.
Из «Описи вещей, найденных при раскопках
в Королевском замке в гор. Кёнигсберге
в июне — июле 1945 года»
«1. Картина (на дереве) Циганелли. Богоматерь на троне, нач. XVI в.
2. (на холсте). Колесников. Пейзаж, 1912 г.
3. Демьянов. Сад, 1910 г.
4. Филиппов. Пейзаж, 1902 г.
5. Неизв. худ. Марина.
6. Гагарин. Старуха, 1882 г.
7. Виллевальде. Горный пейзаж, 1871 г.
8. Русск. худ. серед. XIX в. Сцена в окрестностях Рима.
9. Неизв. худ. Вечер в Милане.
10. Неизв. русск. худ. Монастырь.
11. Люлен Лантье. Слепая турчанка с мальчиком.
12. Неизв. худ. Жанровая сцена.
13. XVII в. Вакханалия.
14. XIX в. Натюрморт…»
Помимо десятков картин в развалинах замка были найдены многочисленные предметы из стекла и бронзы, фарфора и цветного камня, ювелирные изделия и старинные монеты. Многие из них были разбиты, раздавлены, обожжены. Работавшие в замке осторожно очищали находки от грязи и копоти, складывали их сначала на куски брезента, расстеленные в комнатах, а потом тщательно упаковывали в деревянные ящики, в которых лиможские эмали XVI–XVII веков соседствовали с серебряными и фарфоровыми сосудами, древности бронзового века — с коврами мазурской работы и мундирами 1813 года, карандашные рисунки и акварели — с неолитической керамикой, китайские боксерские шлемы — с коллекцией фарфоровых слепков гитлеровских медалей. Среди развалин было найдено две небольших скульптуры: мраморный торс юноши со щитом и фигурка женщины, работа итальянского художника Вильде, — подарок фашистского диктатора Муссолини кёнигсбергскому замковому музею. Попадались предметы, явно похищенные гитлеровцами из советских музеев. Например, в одном из подвальных помещений среди хлама и мусора, под грудой разбитых ящиков, в луже солярки, вытекшей из опрокинутой металлической бочки, был обнаружен то ли разломанный шкафчик, то ли стол начала XIX века с бронзовым литьем и перламутровой инкрустацией, имеющий инвентарный номер Гатчинского дворца-музея. В другом месте из-под обломков была извлечена большая фарфоровая ваза с изображением сцены «урока музыки» и фирменным знаком Российского Императорского фарфорового завода, вывезенная фашистами из Киева. Под лестницей, ведущей на второй этаж, варварски смятые и завернутые в мешковину, лежали три живописных полотна из Днепропетровского художественного музея…
Из записки А. Я. Брюсова
«О судьбе Янтарной комнаты». 1961 год
«…После составления акта о гибели Янтарной комнаты мы, естественно, перестали думать о ее поисках и сосредоточили свое внимание на извлечении из-под обвалов других памятников древности и искусства…
При этих розысках вполне определенно выяснилось, что накануне падения Кёнигсберга в музее спешно готовились к эвакуации музейных коллекций и что многое уже было вывезено… в другое место. Кое-где под обвалами обрушившихся стен и перекрытий рядом с разбросанными музейными вещами оказывались пустые ящики, корзины, упаковочный материал в виде бумаги, ваты и т. д.»
Удовлетворившись «экспертной оценкой» Цырлина, профессор Брюсов совершил очень серьезную ошибку: он без наличия должных оснований поверил в то, что Янтарная комната сгорела, и прекратил всяческие ее поиски. Теперь, в суете выискивания среди развалин и обломков еще сохранившихся культурных ценностей, никто уже не думал о ней, считая этот шедевр окончательно потерянным для человечества. Уверовав в это обстоятельство, подтверждаемое
В самый разгар работ в северном крыле замка неожиданно появился моложавый полковник с целым иконостасом боевых наград на груди. Без особого любопытства осмотрев сложенные на брезенте находки, он рассказал Брюсову и Чернышеву о том, что принимал участие в штурме Королевского замка и в числе первых ворвался в его помещения. Вспоминая детали недавних событий, полковник упомянул, что именно в этом громадном зале видел большие ящики, часть которых была безжалостно разломана. Судя по всему (так показалось полковнику), в них была какая-то старинная мебель. Что стало с ящиками потом, ему неизвестно, — скорее всего, они сгорели от возникшего вскоре пожара.
Кстати сказать, версия о гибели Янтарной комнаты от пожара, возникшего в северном крыле Королевского замка уже после 10 апреля, неоднократно муссировалась на Западе. Достаточно обратиться к воспоминаниям того же инженера Ганса Гербаха, опубликованным в газете «Остпройссенблатт», где он вину за гибель Янтарной комнаты и других произведений искусства возлагает исключительно на «опьяненных победой русских», которые якобы «взрывали подряд все уцелевшие части зданий» в поверженном Кёнигсберге. Конечно, мы не будем идеализировать ситуацию апреля 1945 года. У большинства наших воинов, прошедших с боями по опустошенной, разграбленной земле России, Белоруссии, Украины и Прибалтики, не было никаких оснований с благоговением относиться к достопримечательностям первых немецких городов, которые приходилось брать в ожесточенных и кровавых боях. И думается, тем более нельзя теперь судить их слишком строго за ненависть, выплескивавшуюся ко всему немецкому, даже если это были незаурядные творения архитекторов, скульпторов, художников. Такова жестокая логика войны. Обесценивая человеческую жизнь, она одновременно заставляет пренебрегать духовным наследием человечества, сеет варварство и разрушение.
Но в данном случае все было гораздо сложнее. И хотя тогда, в сорок пятом, Александр Яковлевич Брюсов, недолго думая, записал в своем дневнике, что «Янтарная комната погибла, по-видимому, от пожара, устроенного нашими солдатами», на поверку вышло все по-другому. Спустя много лет он признался, что решение прекратить поиски было скоропалительным, безосновательным, продиктованным сиюминутными соображениями. Постоянные причитания Роде и намеки Файерабенда сделали свое дело: они как будто преднамеренно и целенаправленно стремились уверить профессора в бесперспективности розыска «бернштайнциммер».
Уже потом, ретроспективно оценивая поведение доктора Роде в ходе поисков, профессор Брюсов разгадал тактику немецкого ученого и искренне сожалел о том, что в свое время не понял мотивов его поведения. В результате был упущен самый важный фактор в розыске ценностей — фактор времени. Ведь то, что можно было сделать летом 1945 года, через несколько месяцев представлялось уже гораздо более сложным или вовсе безнадежным делом, а с каждым годом шансы на успех уменьшались катастрофически. Сейчас мы можем уповать лишь на педантичный анализ подробностей всех предшествующих поисков и вновь открывшиеся обстоятельства.
Из справки А. Я. Брюсова
«Янтарная комната». 1961 год
«…Действительно ли Янтарная комната находилась в Кёнигсберге до самого конца, до падения этого города? А. Роде, как бывший директор музея, должен был, конечно, прекрасно знать об этом. Но добиться от него ясного ответа было невозможно. Сколько я с ним ни говорил на эту тему, я все больше и больше убеждался, что этот заядлый фашист, отнюдь не скрывавший этого, всячески старается запутать все дело.
Надо сказать, что Роде, как и все немецкое население города… горячо надеялся, почти был уверен, что скоро произойдет разрыв между США и СССР, что США начнут войну с СССР и тогда все вернется к прежнему, надо только выждать. Слухи об этом ходили по всему городу. Поэтому тактикой Роде… было тянуть все дело и тянуть до ожидаемой ими несбыточной мечты. Роде готов был, сказав одно, через час уже утверждать противоположное, плести всякие небылицы, стараясь направить нас по неверному пути…»