Секретные бункеры Кёнигсберга

Пржездомский Андрей Станиславович

Из «Показаний директора ресторана „Кровавый суд“

в Кёнигсбергском замке Пауля Файерабенда».

Кёнигсберг, 2 апреля 1946 года

«…В июле 1944 года во двор замка пришли две машины, высоко груженные ящиками. Некоторые маленькие ящики были сгружены в Прусском музее, остальные остались в машинах… Роде сказал мне, что это Янтарные стены из России. Сейчас же после прибытия машин доктор Роде имел совещание с обербургомистром доктором Биллом в Городском управлении. Машины оставались всю ночь нагруженные на дворе замка.

На следующий день машины с грузом ушли. Около полудня Роде пришел ко мне купить несколько бутылок вина в запас на дорогу… Он действительно после этого отсутствовал

три недели. По возвращении Роде сказал мне, что он был в каком-то большом имении и там много поработал…

Место и название имения доктор Роде мне не сказал. Впоследствии доктор Роде сказал мне, что дело шло о Янтарном зале из России, который находился упакованным на машинах…»

В этих воспоминаниях удивительны не сами факты, которые изложил Пауль Файерабенд, — хотя бы потому, что это перекликается со свидетельствами другого Пауля — Пауля Зонненшайна. Вызывает недоумение, мягко говоря, несколько запоздалое сообщение о том, что Янтарной комнаты (Янтарных стен, Янтарного зала!) вообще не должно быть в замке, так как ее, дескать, вывезли оттуда еще в июле 1944 года. Получается, что эту «подробность» Файерабенд «вспомнил» лишь тогда, когда Кучумов с уверенностью заявил об ошибке Брюсова, посчитавшего Янтарную комнату уничтоженной, и приступил к обстоятельным и энергичным поискам.

После бесед с Файерабендом Кучумов понял, что ключ к разгадке тайны лежит прежде всего в свидетельствах очевидцев, в сопоставлении противоречивых показаний и определении самой реальной версии. Поэтому следовало опросить как можно больше людей, причастных к этой запутанной истории. И когда появится более или менее стройное представление о последнем месте нахождения Янтарной комнаты и других произведений искусства, следует приступать к непосредственным поискам — раскопкам, разборам завалов, откачке воды из подвалов.

Большую помощь в поиске нужных людей оказал бургомистр Кёнигсберга, руководитель временной немецкой администрации, действовавшей в городе наряду с Управлением по гражданским делам при военном совете Кёнигсбергского особого военного округа и военными комендатурами. Именно он подсказал адрес некоего инженера Байзера, якобы имевшего отношение к работам, проводившимся на территории замка в последние месяцы войны. На сей раз военный комендант выделил Кучумову и Трончинскому автомашину, и они отправились на поиски.

От бывшего района Амалиенау до площади Трех маршалов [188] доехать не составило труда. А вот затем водителю Иоганну пришлось изрядно покружить. Ориентировался он плохо, несмотря на то что был немцем и коренным жителем Кёнигсберга. Согласно имевшимся сведениям, Байзер жил в подвале где-то на бывшей улице Пассаж Трагхайм [189] , что неподалеку от развалин оперного театра. Сначала Иоганн попытался попасть туда через площадь Парадеплатц. Они проехали по хорошо очищенной от обломков широкой проезжей части, но неожиданно наткнулись на громадный завал от рухнувшего дома около Парк-отеля. Пришлось объезжать сгоревшую коробку Кёнигсбергского университета со стоящим перед ней памятником — всадником.

188

Так в первые послевоенные годы именовалась нынешняя площадь Победы.

189

Эта улица не сохранилась. Сейчас на этом месте — современные жилые дома на перекрестке улиц Пролетарской и Генерала Соммера.

С большим трудом петляя среди развалин, они наконец добрались до узкой щели между зловещими остовами высоких зданий, сохранивших на обезображенном фасаде куски лепнины и чудом уцелевший балкон с дверью, ведущей в черный провал. Узкая щель — это и была известная когда-то улица Пассаж Трагхайм, имевшая стеклянную крышу, — улица художников и торговцев. Здесь находился очень популярный в Кёнигсберге «Северогерманский книжный магазин»

Юлиуса Штёра, в некотором роде даже конкурировавший с уже упоминавшимся фирменным магазином «Грефе унд Унцер».

Водитель Иоганн по только ему одному известным признакам отыскал среди голых стен с опасно нависающими перекрытиями железную дверь, ведущую в подвал, и, открыв ее, пригласил Анатолия Михайловича и Станислава Валериановича последовать за ним.

Из воспоминаний А. М. Кучумова.

Диктофонная запись. Август 1990 года

«Немец пригласил нас за собой. „Э-э, — думаю, — нет. Мало ли что. Ты иди вперед“. Говорю ему: „Ну, ведите, показывайте дорогу“. Он стал спускаться, мы — сзади. И все в абсолютной темноте. Я положил ему руку на плечо. Идем. Вдруг слышу какие-то звуки, а потом и бледный свет, падающий сверху из какого-то окошечка.

Подошли к двери, постучали. Помещение было небольшим, сырым, темным. У стен сделаны какие-то нары. На них сидели притихшие при нашем появлении люди, в основном женщины и дети. Грязь страшная. В углу на нарах как раз и лежал инженер Байзер…»

Конечно, обстановка не располагала к обстоятельной беседе. Но все же Байзер рассказал Кучумову кое-что интересное. Во-первых, инженер сообщил, что ему пришлось в марте 1945 года участвовать в инженерной подготовке замка к обороне. Эта работа проводилась под непосредственным руководством генерал-лейтенанта Микоша и советника Гербаха из Управления высотного строительства. Байзер занимался сооружением амбразур по периметру замка и бетонированием оконных проемов на всех этажах здания. Разумеется, он имел возможность наблюдать, как складировались различные предметы в замковых помещениях, но не мог припомнить что-либо конкретное о судьбе музейных коллекций и Янтарной комнаты. Байзер подробно рассказывал о том, как выглядел замок перед штурмом, описал многие из его помещений, сохранившихся после пожара 1944 года, рассказал, как спускался в подземелья под «Блютгерихтом». Но при этом он молчал о главном. Или действительно ничего не знал, или не хотел говорить.

Единственное, чем встреча с Байзером оказалась полезной, так это тем, что он пообещал разыскать для Кучумова адрес некоего Эрнста Шаумана, якобы близкого друга Альфреда Роде, который должен быть в курсе всех дел, связанных с укрытием ценностей.

Эрнст Шауман был академиком живописи. Он преподавал не то в «Школе мастеров Германа Геринга» в Кроненбурге, не то еще в каком-то созданном уже в годы нацизма учебном заведении художественного направления, хотя был уроженцем Кёнигсберга.

Незаурядный портретист, он неоднократно выставлял свои картины на различных выставках и вернисажах, а в 1938 году его работы удостоились даже представления на Большой германской выставке искусств в Мюнхене. С началом войны Шауман, как многие немецкие художники, не упустил возможности снискать себе лавры баталиста и колесил по различным участкам Западного фронта, где его натурой стали пленные французские солдаты и, конечно же, вояки гитлеровских генералов Гёпнера, Клейста и Рейнгардта.

К середине 1944 года академик живописи Эрнст Шауман почувствовал, что скоро во Франции «запахнет жареным», и незадолго до высадки войск союзников в Нормандии покинул французскую столицу и решил направиться в самое, как ему казалось, безопасное место Германии — в Восточную Пруссию, тем более что давний знакомый Шаумана, доктор Роде, неоднократно приглашал его в Кёнигсберг. Это знакомство состоялось еще в 1931 году, когда известный искусствовед, специалист по янтарю доктор Роде только начинал свою карьеру в замковом музее. Бомбардировочные налеты на Кёнигсберг в августе 1944 года спутали все карты, и Шауман ни в коем случае не отправился бы в опустошенный город, если бы ему не пришлось сначала спешно бежать из Парижа в Саарбрюккен, а затем после массированного налета британской авиации на этот город в ночь с 5 на 6 октября в страхе перебираться в Кёнигсберг. Видимо, в расчете на то, что второй раз восточнопрусская столица вряд ли подвергнется разрушению. Так академик живописи Эрнст Шауман оказался в Кёнигсберге.