Секретные миссии (сборник)
Шрифт:
— Пойдем, Верлуп. Я сыт по горло твоей болтовней. Мне ясно, что ты предатель, и торговлей со мной ты ничего не добьешься. На подобные сделки обычно идут нацисты — твои друзья. Я же никогда... Ну, так кто же рассказал обо всем этом полковнику Кизеветтеру?
Искра надежды погасла в его глазах.
— В обмен на мою жизнь, сэр...
Он сделал жест отчаяния.
Я резко толкнул его в спину пистолетом.
— Пойдем, — почти закричал я, решив, что за ночь он, наверно, одумается.
Но Верлуп, этот хитрый шпион, по-своему истолковал мой жест. Он решил, что я хочу его застрелить.
—
Так неожиданно нашел я последнее звено в цепи )улик против Линдеманса. Наклонившись, я толкнул Верлупа дулом пистолета. Покачиваясь, бледный как смерть, он направился к выходу.
— Кинг Конг сообщил нацистам о выброске парашютистов у Арнема? — спросил я.
Верлуп остановился и молча кивнул.. Он не мог говорить — губы его пересохли. Но он облизал их — и слова полетели одно за другим.
— Да, он сообщил об этом полковнику Кизеветтеру пятнадцатого сентября, когда был в штабе абвера. Он сказал, что будут выброшены английские и американские парашютисты.
— И он указал, где именно?
— Да, он заявил, что английская воздушнодесантная дивизия должна быть выброшена утром в воскресенье в районе Эйндховена.
Я опустил пистолет и испытующе посмотрел на Верлупа. Этот жалкий трус, сам того не подозревая, ответил на мучивший меня вопрос. Он по-своему понял эту паузу в разговоре и, упав на колени, прошептал:
— Вы не станете стрелять в меня сейчас... а? Я сказал все, что знал.
— Лично я стрелять в тебя не собираюсь, но я ничего не могу сказать за армию. Твою судьбу решит военный трибунал. Теперь вставай и пойдем.
Большой опыт работы в контрразведке научил меня не давать отдушины личным чувствам — это непозволительная роскошь. Но на сей раз я не владел собой. Доведенный до белого каления, я в течение какого-то момента не мог вымолвить ни единого слова. Несмотря на мои неоднократные предупреждения, Кинг Конгу разрешили отправиться на выполнение секретного задания по ту сторону линии фронта, где он мог причинить огромный вред делу союзников. Если раньше я только догадывался об этом, то теперь благодаря низкому предательству Верлупа знал все. Надо было как можно скорее положить конец предательской деятельности Линдеманса.
Препроводив Верлупа в тюрьму, я бросился в штаб голландской разведки. Вид моих соотечественников, которые развалясь сидели в мягких креслах офицерской столовой с бокалами вина в руках и слушали легкую музыку, лившуюся из радиоприемников, привел меня в бешенство. В приступе ярости я не мог говорить.
Один из моих знакомых оглянулся и спросил меня:
— Что с тобой, Пинто? Ты так бледен.
Спокойный тон его голоса окончательно вывел меня из себя.
— Выключи это проклятое радио! — закричал я и ударил кулаком по столу. Когда радио замолчало, все с удивлением посмотрели на меня. В эту минуту я ненавидел этих людей с открытыми ртами и круглыми, как луна, лицами.
— Черт бы вас побрал! — кричал я. — Пора вам понять — когда я говорю, что человек находится на подозрении, я имею на то основания. А что делаете вы? Вы посылаете его к немцам с важнейшим донесением!
— Что ты имеешь в виду? — спросил кто-то.
— Линдеманс — Кинг Конг. Двое из вас немедленно отправятся на машине в Виттукский замок и арестуют его.
— Арестовать Линдеманса! Да ты с ума сошел!
— Он расправится с нами как с цыплятами. К тому же он всегда вооружен до зубов. Это же самое настоящее самоубийство!
Один из старших офицеров спросил меня:
— Пинто, какие основания вы имеете для ареста Линдеманса? Вы понимаете, какой может получиться скандал?
Я вкратце рассказал ему о случившемся. Что-то в моем поведении заставило всех поверить мне. Теперь надо было решить, как арестовать Линдеманса, не рискуя людьми. Но ответ, как это часто бывает, когда человек сильно взволнован, пришел молниеносно.
— Я знаю, как это сделать, — закричал я. — Два человека — вы... и вы — пойдете в Виттукский замок и проинтервьюируете Линдеманса. Скажите ему, что он будет награжден за доблестную службу. Это польстит его самолюбию. Уговорите его снять оружие. Пусть он наденет чистую рубаху и причешется. Затем отведите его в другую комнату. Тем временем я свяжусь по телетайпу со штабом верховного главнокомандующего и попрошу прислать в замок десяток солдат военной полиции. Когда Линдеманс войдет в комнату, они накинутся на него и арестуют. Поняли?
Офицеры, которых я выбрал, улыбнувшись поднялись с кресел.
— Прекрасная идея, — сказал один из них, пристегивая ремень с пистолетом. — Я думаю, десятерых будет достаточно. Попросите коменданта штаба выбрать самых крепких солдат.
План оказался как нельзя более удачным. Как я и подозревал, Кинг Конг оказался непомерно тщеславным. Услышав, что его будут «награждать», он, как теленок, позволил содрать с себя все оружие. Затем Кинг Конга, причесанного и побритого, препроводили в комнату, специально подготовленную для этого случая.
Важной походкой прошествовал Кинг Конг в сопровождении «почетного караула» в злополучную комнату, чтобы получить награду. Она была преподнесена ему в виде десяти дюжих солдат военной полиции, которые, едва он открыл дверь, набросились на него, повалили на пол и после нескольких минут борьбы связали. Во всей Голландии не нашлось подходящих наручников для огромных запястий Кинг Конга, поэтому его руки пришлось связать стальной веревкой. Когда его привезли на аэродром в Антверпене, я приказал связать и его ноги, боясь, что своими ножищами он пробьет дыру в полу самолета и бросится вниз навстречу своей смерти, что явилось бы последним эффектным жестом тщеславного Кинг Конга.
Когда самолет приземлился в Англии, Линдеманса тотчас же отправили в один из уединенных домов в окрестностях Лондона. Этот дом находился в ведении английской контрразведки. В течение двух недель Линдеманс подвергался перекрестному допросу. Затем его на самолете отправили в Голландию, но на этот раз специально для него в Скотланд Ярде сделали зубчатые наручники. Там его поместили в тюрьму в Бреда. Я сопровождал Кинг Конга до самой камеры, внимательно наблюдая за ним. Глаза его были опущены и куда только девались его чванливость и напыщенность. Следователи добились от него полного признания, которое заняло двадцать четыре машинописные страницы.