Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа
Шрифт:
Риббентроп в своих мемуарах пишет:
«В самолёте я прежде всего вместе с Гауссом набросал проект предусмотренного пакта о ненападении. Во время обсуждения в Кремле это оказалось полезным, поскольку русские никакого текста его заранее не подготовили».
Это очевидная ложь, свои проекты подготовили обе стороны, и окончательный вариант был как раз утвержден на основе советского варианта. Рейхсминистр не мог не знать этого, но у того баснописца, что сочинял от его имени мемуары, в голове могла возникнуть путаница между самим договором и «секретными протоколами», что на Западе стали обозначать одним словом «пакт». Поскольку в показаниях Гаусса говорится о том, что текст «секретного протокола» был разработан германской стороной, эта установка и
Далее он пишет, что германская делегация прибыла в московский аэропорт между 16 и 17 часами, в то время как в действительное время прибытия — 13 часов. По мемуарам Риббентропа следует, что на встречу в Кремле он был приглашен к 18 часам (при этом рейхсминистр успел прибыть в здание бывшего австрийского посольства, отобедать там, и имел предварительную беседу с послом Шуленбургом). В действительности же он беседовал со Сталиным уже в 15.30.
О разделе пресловутых сфер интересов Риббентроп пишет настолько путано, что я не в силах понять, например, смысл такой фразы:
«Под „сферой интересов“, как известно, понимается, что заинтересованное государство ведет с правительствами принадлежащих к этой сфере стран касающиеся только его самого переговоры, а другое государство заявляет о своей категорической незаинтересованности».
Смысл сказанного становится еще более непонятным, если припомнить, что в «секретных протоколах» от 23 августа 1939 г. Польша была поделена на две сферы интересов. Кстати, само понятие «сфера интересов» было настолько нехарактерно для советской дипломатии, впрочем, как и германской, что оно нуждалось, как минимум, в подробном разъяснении.
Но вместо объяснения Риббентроп лишь множит путаницу, рассуждая о том, что тогда же сторонами была установлена демаркационная линия по рекам Висла, Буг и Сан (а где Нарев? — А.К.). Но, как известно, переговоры о демаркационной линии начались в Москве в ночь с 19 на 20 сентября, и Риббентроп не принимал в них участия, поскольку они велись военными представителями Германии и СССР. Спрашивается, могли реальный участник переговоров допустить такую чудовищную путаницу? Вроде бы Риббентроп амнезией или старческим маразмом не страдал Для домохозяйки, вероятно, и нет особой разницы между демаркационной линией и границей сферы интересов, но дипломаты никогда не смешивают эти понятия.
И уж совсем ни в какие ворота не лезет его утверждение, будто текст договора о ненападении он разрабатывал вместе с Гауссом, уже сидя в самолете, в то время как советская сторона, предложившая эту идею, вообще никакого проекта не имела. То же самое касается и «секретного протокола»: если верить выступлению Риббентропа на суде в изложении Зайдля, инициатором раздела сфер интересов выступил Сталин, но текст составлял не инициатор предложения, а германская сторона, да еще заранее. Да и сам «секретный дополнительный протокол» автор мемуаров почему-то упорно именует «секретным договором», из-за чего в русском издании книги присутствуют примечания переводчика, поправляющего автора. Весьма любопытно, как Риббентроп объясняет секретность дополнительного протокола: якобы его засекретили потому, что он нарушал… советско-французские договоренности 1936 г. Бред какой-то!
Всего на трех страничках текста я насчитал более полутора десятков сомнительных мест, сигнализирующих о том, что перед нами, скорее всего, не оригинальное авторское повествование, а довольно неуклюже скомпилированный текст, причем лицом, не имеющим отношения к описываемым событиям. Что же касается описания второго визита Риббентропа в Москву в сентябре 1939 г., то уже с первых строк чувствуется душок низкопробной беллетристики. Риббентроп пишет о том, что ему в Кремль звонил… сам Гитлер и «заявил — явно не с легким сердцем, — что согласен включить Литву в сферу советских интересов». Уж не знаю, что такого дорого для сердца фюрера было в Литве, но его звонок в кабинет Сталина — очевиднейшая ложь. Вероятно, у сочинителей риббентроповских мемуаров засел в памяти аффидевит Гаусса, где он невнятно упоминает некий разговор по телефону (без четкого указания на место, где он происходил), но речь тогда шла об августовской встрече. Что же касается Литвы, то по официальной версии, подкрепленной фальшивыми документами (например, запись беседы Шуленбурга с Молотовым от 25 сентября 1939 г.), Советская
Вот ещё одна цитата:
«Осенью 1939 г. советское правительство перешло к оккупации прибалтийских государств. Именно в тот момент, когда я во второй раз прибыл в Москву, я видел, как прибалтийские министры с побледневшими лицами покидали Кремль. Незадолго до этого Сталин сообщил им, что советские войска вступят в их страны».
Эта фраза прекрасно демонстрирует, что так называемые воспоминания Риббентропа подложны если и не полностью, то частично. Почему эти слова попали в книгу воспоминаний? Фальсификаторы знали, что 28 сентября в Кремле был подписан договор о взаимопомощи между СССР и Эстонией. Поэтому авторы воспоминаний Риббентропа и предположили, что немецкая и эстонская делегации могли столкнуться нос к носу. Первая германо-советская встреча в Кремле состоялась в 22:00, когда эстонская делегация уже находилась в своем посольстве (ровно в это же время там проходило совещание, на котором обсуждались советские предложения). На следующий день Риббентроп обедал в Кремле, а переговоры начались в полночь, в 5 часов утра 29 сентября был подписан договор о дружбе и границе. Договор о взаимопомощи между СССР и Эстонией был подписан несколько ранее — поздно вечером 28 сентября. Так что встреча эстонцев с немцами в Кремле маловероятна.
Но почему Риббентроп пишет о «прибалтийских министрах» во множественном числе? В составе эстонской делегации находился министр иностранных дел Сельтер в сопровождении председателя Государственной думы Улуотса и члена думы Пийпа. Однако в госдеповском сборнике «Нацистско-советские отношения. 1939–1941» опубликована найденная в бумагах помощника статс-секретаря Андора Генке запись хронологии визита Риббентропа в Москву 27–29 сентября 1939 г. О втором дне пребывания в советской столице сообщается следующее:
«28 сентября 1939 г.
Возобновление переговоров с 15 до 18.30.
Обед в Кремле.
Один акт балета („Лебединое озеро“); Сталин тем временем ведет переговоры с латышами.
Возобновление переговоров в 24.00. Подписание в 5 утра. Затем прием для делегации у посла до 6.30 утра».
Крайне маловероятно, чтобы Генке спутал эстонцев с латвийцами, поскольку переговоры с Латвией по вопросу заключения договора начались в Москве только 2 октября (3 октября состоялся первый раунд советско-литовских переговоров). Но такая ошибка легко могла возникнуть в том случае, если бы документы фабриковались несколько лет спустя при подготовке к печати указанного сборника документов. А при составлении мемуаров Риббентропа авторы уже пользовались госдеповским сборником, поэтому в их сознании эстонская делегация благодаря этой ошибке как бы раздвоилась, превратившись в объединенную делегацию прибалтийских министров. Кстати, ошибка о переговорах с латвийцами перекочевала из мемуаров Риббентропа в сочинения многих западных авторов. Обнаружил ее я и в такой известнейшей книге, как «Взлет и падение Третьего рейха» Уильяма Ширера.
Германия никогда не считала, что СССР оккупировал Прибалтику, но если уж Риббентроп говорит об оккупации, то почему он датирует ее осенью 1939 г., когда сами прибалты считают, будто подверглись оккупации летом следующего года? Да и о том, что Советский Союз желает разместить на эстонской территории свои военные базы, Молотов проинформировал Сельтера еще 24 сентября, следовательно, этим никак нельзя объяснить усмотренную Риббентропом бледность на лицах «прибалтийских министров». В общем, приходится констатировать, что мемуары Риббентропа «Между Лондоном и Москвой» никоим образом не могут рассматриваться в качестве надежного источника по вопросам «секретных протоколов» из-за колоссального количества противоречий, ошибок и неточностей. Наоборот, фальсификация данного сочинения является еще одним доказательством подложности самих «секретных протоколов» Молотова — Риббентропа.