Секретный агент S-25, или Обреченная любовь
Шрифт:
По перрону возчик вел лошадь на тощих ногах, с шорами на глазах. Она была впряжена в телегу. Хотя телега была высоко гружена, а лошадь худа, она тащила без особых усилий. Сверху груза был наброшен громадный брезент. С одного угла он сполз, и сыщик увидал голые ноги: это везли трупы раненых, умерших по дороге с фронта.
Солдаты-артиллеристы на тележках подвозили к грузовому вагону ящики. По двое брались за ящик, тяжело сопя, передавали тем, кто стоял на платформе.
«Снаряды», – догадался Соколов.
Невысокий мужичок в ладно пригнанной
– Служивый, не знаешь, когда нас в вагоны запустят? – и добродушно улыбнулся, и в этой улыбке было что-то детское, неиспорченное, так что Соколов сразу почувствовал к солдату симпатию.
– Коли состав подали, стало быть, ждать недолго.
– Это конечно, живую силу скорее надо, к летнему наступлению. Только у ворот второй час томят, ноги уже застыли. И погулять до трактира не позволяют, и в вагон не пускают. Вы самостоятельно едете?
– Так точно!
– И я тоже, после ранения возвращаюсь, но домой, до Смоленска. Меня зовут Семен Бочкарев, сапер. Могу взорвать, могу построить. Русский солдат на все горазд! – Расхохотался, показав мелкие, как кедровые орешки, зубы. – В третий вагон приказали топать. Всех туда собрали, кто после ранений или, к примеру, побывок. – Потер замерзшую щеку.
Соколов отозвался:
– Так и я из третьего вагона.
– Вот и хорошо, будем друг дружки держаться.
Сергей Шлапак
В это время из главного вокзального здания вышла группа старших офицеров – в хороших шинелях, в каракулевых папахах, с шашками на боку.
Голоса зашелестели:
– Хорошо тому, кто с золотыми погонами! Гляди, свободно идут, ручки свои не утруждают. Чемоданы – как на дачу – денщики тащат.
Младший унтер-офицер, высокий узкоплечий мужик с двумя лычками на погонах, с крупным лицом, изъеденным оспой, криво усмехнулся:
– Ясно, старшие офицеры – в свой штабной вагон. У них там жизнь приятная, во всем довольстве. Даже кухня есть, в вагоне-то. Котлетки из курей жарят, на масле. Поварихи по ночам постель им греют. А нам на станциях за кипятком в очередях стоять. Когда настанет свобода и равноправие, все в равных условиях будем содержаться. Нам, солдатскому сословию, сахар по три кусочка на день выдали, а старшие офицеры чай будут пить с шоколадом и кофе со сливками.
Рослый, крепкого сложения прапорщик с мужественным лицом, с глубокими морщинами возле рта, делавшими его похожим на Цезаря, стоявший у проходных ворот, крикнул:
– Кто разговоры разводит? Это ты, унтер?
– Чего еще?..
Прапорщик сдвинул лохматые брови:
– Представься, как по уставу положено.
– Младший унтер-офицер Фотий Фрязев!
– Зачем, Фрязев, солдат смущаешь?
– Никак нет, – побледнел Фотий. – Я так, к слову прилунилось.
Прапорщик сунул Фотию под нос шишковидный кулачище:
– Чем пахнет?
– Могилой!
– Правильно! Так что пропаганду не разводить!
– Слушаюсь, господин прапорщик! Я совсем наоборот, патриот своей державы, против евреев и тому подобное.
Прапорщик строго оглядел солдат и громко представился:
– Я сопровождаю тех, кто едет в третьем вагоне. Зовут меня Сергей Витальевич Шлапак. Направляюсь, как и вы, на передовую. Можете обращаться, но только при крайней необходимости. Скажем, заметили шпиона или агитатора, то вяжите и волоком ко мне. Разумеете, герои?
Унтер, назвавшийся Фрязевым, заискивающе улыбнулся:
– Так точно, господин командир! А обо мне плохого не думайте. Я ведь не какой-нибудь жид пархатый вроде этого, – ткнул пальцем в сторону невысокого мужичка с большими печальными глазами и в шинели. – Я не развожу антимонию. Я за веру и престол, за созыв Думы, как об том в газетах нынче пишут.
Шлапак строго сказал:
– В газетах?! Ты читаешь газеты? Ты кто? Профессор кислых щей? Или – тьфу! – бакалавр? Ты есть русский солдат. И у тебя в мозгах должна быть только служба, а не дрянь, которую газеты вбивают в пустые головы. Понял? Увижу с газетой – всю грамоту, как мусор, из твоей башки вытрясу. Эту гадость разрешаю брать только в одно место. Ну, скажи, в какое?
Фрязев бессмысленно вытаращил глаза:
– Не могу знать, ваше высокоблагородие!
– Газеты, унтер, можешь употреблять только в гальюне.
Солдаты рассмеялись:
– И то правильно! Однако, господин прапорщик, холодно. Скоро начнут пущать?
Шлапак ответил:
– В окопы боитесь опоздать? Поезд без вас не пойдет.
Начальник контрольного поста крикнул:
– Первыми идут казаки резервного батальона. Попарно ста-ановись!
Несколько патрульных бегло просматривали предписания и проверяли билеты. Ругань сделалась громче.
Бочкарев протиснулся вперед, миновал контроль и помахал Соколову рукой:
– Жду! – и побежал в сторону состава.
Толпа стала пробиваться к воротам.
Шлапак строго прорычал:
– Не напирать, ограда трещит! – Заметив Соколова, широко улыбнулся: – Смутьяны говорят, что солдат воевать не хочет. А он приступом вокзал берет, лишь бы скорей на фронт попасть.
Соколов, не влезая в толпу, спокойно ждал.
Боевая командировка
Внимание Соколова привлек высокий человек в хорошем драповом пальто и котиковой шапке. Его лошадиное лицо порой передергивала нервная улыбка, обнажая желтые зубы. Он вынул из кармана блокнот. Прислушиваясь к разговорам в толпе, начал что-то быстро записывать.
Сыщик не сдержал улыбки: он узнал этого человека, с которым его связала забавная история. Человек в котиковой шапке был известным петербургским журналистом, сочинявшим бойкие фельетоны во все крупные газеты и журналы. Его фамилия была Шатуновский, а статьи он подписывал выразительным псевдонимом Беспощадный.