Секретный сотрудник
Шрифт:
– Ну что ты несёшь? Разве так можно?
– Можно, дорогой мой друг, можно… Посему как мне лично гораздо ближе следующее утверждение. – Пчелов закатил под лоб раскосые глаза и бойко, без единой заминки, продекламировал:
Скоро будет Рождество —Гадкий праздник буржуазный,Связан испокон вековС ним обычай безобразный:В лес придет капиталист,Косный, верный предрассудку,Елку– Это ты сам написал?
– Нет, Валентин Иванович Горянский, настоящая фамилия которого – Иванов. Ещё в 1919 году…
– Что-то я не припомню такого поэта…
– Он эмигрировал. Сначала – в Югославию 8 , а потом и вовсе – в Париж.
– Теперь понятно… А где ты откопал его стихи?
– В архиве… Имею доступ.
– Ясно…
– Но ты ещё окончания не знаешь.
– Просвети неуча!
Тот, кто ёлочку срубил,Тот вредней врага раз в десять,Ведь на каждом деревцеМожно белого повесить!8
Так называемая «Первая Югославия» существовала с 1918 по 1946 год. Именно эта балканская страна поначалу приютила наибольшее количество «белых эмигрантов», основавших только в Сербии свыше 200 колоний.
– Погодь… Это что же выходит? Что он попросту издевается над нами?
– Похоже на то.
– Вот сволочь! Получил по зубам – и дальше клевещет. Нет, всё-таки правильно, что наши отцы в своё время очистили страну от этой скверны.
– Очистили? Кто тебе такое сказал? Оглядись по сторонам… Кругом одни вредители, враги народа! Мы их хватаем-хватаем, сажаем-сажаем, стреляем, словно чумных крыс, а они не переводятся. Прут и прут. Лезут и лезут. Ну, не хотите жить в Стране Советов – валите молча на свой вожделенный Запад, не мешайте нам строить светлое коммунистическое завтра.
– Как они свалят, если граница на замке?
– Какать захочешь – штаны снимешь…
– Согласен!
– Вот совсем недавно часть профессорского состава Воронежского государственного университета не вернулась из заграничных командировок… Всех их наша власть просто лишила права называться советскими учёными – и до свидания! Пусть теперь в частных капиталистических лабораториях, без какого-либо содействия государства, попробуют делать свои выдающиеся открытия!
– Так тоже нельзя, братец.
– Это почему же?
– Стране надо двигаться вперёд. Осваивать новые горизонты в промышленности и сельском хозяйстве, перевооружать доблестную Красную армию… Без серьёзного отношения к науке мы обречены топтаться на месте!
– Не согласен. Да, науку поднимать надо… Но это должны делать новые, рабоче-крестьянские кадры. Тем старым, вчерашним, уже ничего не надо. Только выбить финансирование под свои «супергениальные» проекты – и дальше спокойно почивать на лаврах!
– Ну, не совсем так… Зайдёшь?
– Если пригласишь…
– Приглашаю. Хотя – нет. Наша комендантша, тётя Зина, – зверь, а не человек… Умрёт, но не пустит на порог никого постороннего!
– Забыл, что у меня есть волшебная ксива?
– Вот это-то меня и смущает более всего… Представляешь, сколько визга поднимется? «Плечов пришёл в общагу в сопровождении аттестованного сотрудника госбезопасности!» Да после такой выходки мои кости будут перемывать в альма-матер по крайней мере до конца учебного года!
– Возможно… – скорчил хитрую гримасу чекист, протягивая руку для прощания.
Ярослав предъявил постовому открытку. Тот мгновенно вытянулся в струнку, козырнул и услужливо толкнул дверь, ведущую в Большой Кремлёвский сквер…
Бывать в нём студенту ещё не приходилось.
Оказавшись в полном одиночестве на центральной аллее парка, он растерянно глядел по сторонам, не зная, куда следовать далее, но вскоре заметил покатую спину одинокого прохожего, несколькими секундами ранее отбывшего в путь в одном с ним направлении, и бросился вдогонку:
– Вы не подскажете…
– Отчего нет? Подскажу, Слава, подскажу…
Конечно же это был Глеб Иванович Бокий. Сгорбившийся, ссутулившийся и посему выглядевший много старше своих и без того немалых лет…
Его умению перевоплощаться без грима, париков и прочих профессиональных трюков, завидовали многие сотрудники НКВД.
Позже метод возьмёт на вооружение и сам Плечов; вот только на то, чтобы в совершенстве овладеть им, уйдут долгие годы…
– Ну, рассказывай, – удобно расположившись посередине недавно выкрашенной, но уже высохшей скамьи, произнёс чекист.
– О чём? – удивлённо пожал плечами студент, скромно примащиваясь слева от своего куратора.
– Как ты до такой жизни докатился?
– Какой, товарищ комиссар?
– Чтобы доносить на своего преподавателя… Да ещё и земляка!
– А разве Фёдор Алексеевич тоже родом из Белоруссии?
– Да.
– Простите, не знал!
– А если б знал, то не пришёл на Лубянку, а?
– Ну, почему же?.. Какой-то личной неприязни к Фролушкину и, следовательно, причин желать ему зла у меня нет – это правда. Но и оставлять без внимания чьи бы то ни было антисоветские выпады я не намерен!
– Молодец! С этой минуты, как и договорились, будешь работать лично на меня… Ясно?
– Не совсем… Я намерен служить своей Отчизне, родному рабоче-крестьянскому государству, а никак не отдельной личности! Даже такой крупной…
– Да не волнуйся ты так… Кстати, как тебя кормилица в детстве величала?
– Ярек, Яра… Я родился в Минске 23 августа 1911 года… Тогда в этом городе проживало множество поляков, как у нас говорили – ляхов, и мама, между прочим, представительница одного из самых славных и древних белорусских родов – Кухарчик её девичья фамилия, стала звать меня на чужой манер…