Секретный террор
Шрифт:
— Басмачи хотят эмира, — ответил он, оглядываясь по сторонам, точно кто-нибудь в этой пустыне мог его подслушать. — А я знаю, что такое эмир. При старом эмире наш гузарский бек силой взял мою сестру и изнасиловал. А его писарь заставил сожительствовать с ним моего младшего брата. А что сделаешь? Только скажи, и голову отрубят. Нет, лучше русские. Они лучше, чем эмир. Вот теперь Энвер-паша хочет быть эмиром, — продолжал он, — его из Турции выгнали, и он пришел к нам. Они воюют, грабят, а нам житья нет. Да, все плохо. — И
— Абдурахман-бай, а почему бы тебе не поехать в Бухару и спокойно там торговать? — не отставал я.
— А как поедешь? У меня семья, трое детей. На торговлю нужны деньги, — ответил он безнадежно. — А хорошо было бы жить в Бухаре. Я там был два раза, — мечтательно добавил он.
У меня мелькнула мысль завербовать его.
— Да, деньги большая сила, а сейчас заработать их очень трудно, — задумчиво сказал я. — А знаешь, Абдурахман-бай, что русские обещают большие деньги тому, кто найдет Энвер-пашу и сообщит властям, где он укрывается.
— Неужели? А сколько они дают? — спросил он с любопытством.
— Сто миллионов, — ответил я, — я сам читал объявление в Бухаре, когда выезжал оттуда.
— Хоп! Это очень большой капитал. Только зачем они дадут столько денег, если каждый мальчик знает, что Энвер в кишлаках у Деннау, — сказал он с сомнением.
— Ну, а если это правда, ты пошел бы на это дело? — спросил я.
— За половину, за четверть этих денег отдал бы Энвера и всех этих турок. Это они принесли войну в наши края, — с ненавистью сказал он.
— Да, тогда ты был бы очень богатый купец, — сказал я и замолчал. Я решил, что нужно дать время переварить ему эту мысль. Я начал разговаривать с Осиповым о пустяках. Он, ухмыляясь, поддерживал разговор. Он понял мой план и одобряет его.
Вечером мы расположились отдыхать на ковре, расстеленном прямо на земле у придорожной чайханы. После жирного пилава мы пили последний перед сном чай.
— А хороший ты человек, Абдурахман-бай, и я бы очень хотел, чтобы ты разбогател и стал большим купцом. Тогда бы мы вместе торговали, — начал я разговор.
— Да, было бы неплохо, — ответил он.
— Вот ты сегодня говорил, что Энвер у Деннау. А не опасно ли нам ехать туда с товаром? — сказал я, наводя его на разговор об Энвере.
— С письмом к Джума-баю нам бояться нечего. Он сам большой басмач. Все продукты басмачам доставляет он. А может быть, к нашему приезду русские поймают Энвера, и все будет кончено, — закончил он.
— А знаешь, я бы хотел, чтобы ты помог русским поймать его. Тогда бы ты получил большие деньги.
— Я бы тоже хотел. Сто миллионов большие деньги. Но как? Я даже русского языка не знаю, — сказал он.
— Если хочешь, пойдем вместе в Деннау к русскому коменданту, — вмешался в разговор Осипов, — он мой хороший знакомый. Ты ему расскажешь, а я буду переводить. Он тебе, наверно, сразу
— Хай! — сказал Абдурахман. — Пойдем с тобой вместе. Только не забудь, Алексан-бай.
Словом, по дороге в Деннау мы окончательно завербовали Абдурахмана. Он оказывал нам ценные услуги, познакомив с местными жителями, рекомендуя нас как мирных купцов и собирая полезные сведения.
Гарнизон Деннау состоял из роты пехоты и эскадрона кавалерии с пулеметами. Жизнь в городе замирала с наступлением сумерек. Чувствовалось, что фронт недалеко.
Мы с Осиповым решили сразу же связаться с начальником гарнизона. Тем временем Абдурахман выяснил, где расположен штаб Энвер-паши. Во дворе у ворот, где размещался гарнизон, было привязано несколько оседланных лошадей. В глубине двора маленькое здание. На двери на листе бумаги старательно карандашом выведено: «Начгар Деннау».
Вошли. За простым кухонным столом, накрытым серым солдатским сукном, сидит военный. Об этом можно догадаться по брюкам-галифе, сапогам и шпорам. До пояса же он раздет, так как стоит сильная жара.
— Вы товарищ начальник гарнизона? — спросил я.
— Да, а в чем дело, граждане? — ответил он, глядя на нас вопросительно.
— Я — уполномоченный Реввоенсовета Туркфронта, — представился я и, достав из кармана ножик, начал распарывать подкладку моего пиджака. Достав из-за подкладки мандат, напечатанный на куске шелкового полотна, подал ему.
«Предъявитель сего тов. Агабеков назначен для активной борьбы с контрреволюционными повстанцами. Всем военным и гражданским учреждениям и лицам надлежит оказать тов. Агабекову всемерное содействие по выполнению возложенной на тов. Агабекова задачи. Член Реввоенсовета Туркфронта Воронин. Начразведупра Ипполитов», — было в мандате.
— А это мой товарищ по связи, товарищ Осипов, — представил я.
— Садитесь, товарищи, — засуетился начгар, предлагая нам стул, на котором сидел.
— Итак, сегодня ночью мы выезжаем к басмачам в штаб Энвер-паши. Установите тесную связь со штабом дивизии и ждите от нас известий, — закончил я беседу с начгаром, и мы вышли.
У нас все готово. Мы получили письмо от Джума-бая, где он рекомендует нас как мирных купцов, и Абдурахман, сияюший, получив от начгара десять миллионов, собирает все вещи в мешки. Ночью мы выехали в кишлаки к басмачам.
Уже вторую ночь мы проводим среди басмачей. Большая часть товаров распродана. Мы уже подружились со многими басмачами и считаемся своими людьми среди них. Вечером мы сидели у чайханы среди басмачей. Настроение у них подавленное. Никуда нельзя носу показать, повсюду Красная Армия.
— Вот подождите немного, — говорит один свирепого вида, со шрамом на щеке басмач, — паша послал послов во все страны мира. Скоро к нам на помощь придут афганцы, а потом и англичане. Тогда уж мы прогоним русских.