Секретный террор

Агабеков Георгий Сергеевич

— Мы многое знаем, на то мы и разведка, — продолжал я. — Мы знаем, что вы хорошая патриотка, что вы очень умная женщина и что у вас большие знакомства. Наконец, нам известно, что вы обладаете настойчивостью и при желании всегда добьетесь ваших целей. Поэтому, нуждаясь в вашей помощи, я и решил прямо обратиться к вам.

— Чем же я могу быть полезной, — уже более мягко сказала она, польщенная моими словами.

— Я хочу просить вас принять участие в нашей работе и надеюсь, вы принесете очень много пользы. Особенно ценя вас, я предлагаю вам

сразу исключительные условия. Я готов платить вам пятьдесят рублей золотом за каждый рапорт. Так что если в месяц вы дадите тридцать рапортов, это составит тысячу пятьсот рублей золотом или тридцать миллионов на нынешние бухарские деньги. Конечно, в вашей работе понадобятся непредвиденные расходы. Вам также нужно будет иметь хорошие туалеты. Это все также будет оплачиваться нами, — соблазнял я ее.

Она сидела и некоторое время обдумывала. Предложение для нее, видимо, заманчивое, но что-то ее удерживало согласиться.

Наконец она заговорила:

— Да, все это хорошо, но я боюсь, что кто-нибудь узнает, что я у вас работаю шпионкой, а у меня родные, что они скажут! Наконец, жених…

— Вы можете быть уверены, — прервал я, — что никто не будет и не должен знать. Мы даже наружно не будем подавать вида, что знакомы, а наши встречи будут происходить на конспиративной квартире, — уговаривал я.

— Хорошо, я согласна. Только имейте в виду, я не буду ничего писать своей рукой. Я только буду сообщать все, что вам нужно, словесно.

— Прекрасно, это для нас безразлично, — согласился я, делая радостное— лицо.

— А теперь говорите, что нужно, а то уже поздно.

Я дал ей пустяковое задание и адрес конспиративной квартиры, где мы должны в будущем встречаться. Мы вышли из кабинета, и я предложил ей ехать в экипаже одной, дабы не быть скомпрометированной моей компанией.

Вечером того же дня состоялся очередной доклад Окотову.

— Ладно, а что ты думаешь делать с ней дальше? — спросил он.

— А вот подожди, втянем ее постепенно в работу, а там видно будет, — ответил я, хотя, признаться, и сам еще не знал, что я буду делать дальше. Но я был уверен, что обстоятельства подскажут.

Кацман начала работать очень усердно и добросовестно. Я ей давал все более сложные поручения, и она выполняла, их без особых затруднений. Она уже успела дать много сведений о красноармейских частях, стоявших в Кагане. Она освещала жизнь и деятельность тогдашнего афганского консула в Бухаре Расул-хана. От нее же я имел сведения о деятельности восставшего Эвеншер-паши. Одновременно моя агентура следила за самой Кацман и выяснила, что она со своим женихом являются душой секретной разведки Совета народных назиров. По-видимому, пользуясь тем — другим аппаратом, она легко выполняла мои поручения, зарабатывая себе личные деньги.

Теперь она была менее осторожна со мной. Она уже подписала несколько расписок в получении денег от меня. Она заполнила анкету, где ее настоящая фамилия стоит рядом с ее кличкой. Наконец, она даже принесла в последний раз

два рапорта, написанных ее рукой. План расправы в голове у меня созрел.

Однажды Кацман, по обыкновению, пришла на конспиративную квартиру. Она застала меня сидящим за столом с печально опущенной головой.

— Что с вами? — спросила она, усаживаясь в кресло.

— Плохие дела, — начал я, — вчера ночью напился пьяный и не знаю, где потерял портфель. Сегодня я искал по всем местам, где был вчера, но портфеля не нашел.

— А что, там были деньги? — равнодушно спросила она.

— В том-то и дело, что не одни только деньги, — я сделал паузу. — Вы знаете, как я скрываю вашу работу для нас. Так вот, чтобы никто не знал о нашей связи, я все ваше личное дело всегда хранил при себе в портфеле. И вот теперь портфель пропал вместе с бумагами. Не знаю, что и будет.

Мгновение она сидела и соображала. Затем она вскочила как ужаленная.

— Так что же вы сидите? Нужно же разыскать. Ведь что будет со мной, если кто-нибудь прочтет эти бумаги. Я же тогда пропала. Что скажут мои родные! Ах! — и она начала плакать.

— Бросьте, не нервничайте! — раздраженно остановил я ее. — Моя агентура сейчас разыскивает портфель, и, я надеюсь, он будет найден.

Она ушла заплаканной. Я взял телефонную трубку, вызвал трибунал и соединился со следователем-узбеком Хитаровым. Он являлся нашим секретным агентом, и я попросил его прийти ко мне.

— Вот что, товарищ Хитаров, — встретил я его, — пошлите, пожалуйста, за своей подписью повестку на бланке трибунала по этому адресу.

— Хорошо, — ответил он, читая адрес. — А что мне делать, когда она явится ко мне?

— Не беспокойтесь, она не придет. Видите ли, это частное дело между нами, я ей симпатизирую, но она очень горда. И вот я хочу ее немного попугать, — объяснил я смущенно.

Спустя два дня Кацман буквально влетела ко мне.

— Смотрите, я получила повестку из трибунала. Это, вероятно, по поводу этих несчастных бумаг. Боже, что я буду делать?

— Слушайте, Софья Владимировна, я знаю этого следователя. По моим сведениям, он большой взяточник. Вы не ходите в трибунал, и я постараюсь поговорить с ним. Я, вероятно, смогу уладить дело. Не беспокойтесь. Идите домой и приходите завтра в это время. Я вам скажу о результатах.

На следующий вечер она пришла. Я поджидал ее с серьезно-озабоченным лицом.

— Ну как? — спросила она, не успев войти в комнату.

— Не знаю, как и сказать. Я был у следователя. Бумаги у него. Он обвиняет вас в международном шпионаже. В конце концов он согласился потушить дело, но просит сорок миллионов взятки. А я такими деньгами не располагаю, — закончил я.

— Слушайте, товарищ Азадов (я тогда работал под этой фамилией). Найдите эти деньги, я вас умоляю. У меня есть накопленные восемь миллионов; я их передам вам, а остальные я отработаю. Только прекратите это дело во что бы то ни стало, — просит она, и слезы катятся по щекам.