Секреты гоблинов
Шрифт:
— Заткнись, — сказала Вэсс. — Я пытаюсь слушать.
— Не бывать этому. Не бывать этому, — дважды прошептал Роуни. Но прямо в этот момент в дверь вошел стражник.
В питейном доме стало очень тихо. Все отложили кружки и ложки.
Капитан стражи встал сначала на табурет, а затем на стол. Посетители, сидевшие за ним, быстро убрали еду с его пути. Капитан развернул пергамент, прочистил горло и прочитал:
— Носить маски в Зомбее является противозаконным. Мореход учился своему ремеслу, но актер может надеть маску и подражать его жестам безо всяких способностей. Если актер попытается управлять
Актеры рассмеялись:
— Возможно, — сказал один из них.
— Стражник заработал право носить меч, — продолжил капитан, — годами преданной службы и самопожертвования. Актер обесценивает эту привилегию, надевая маску и размахивая мечом на потеху другим.
Никто не засмеялся. Один из актеров играл стражника. Огромные деревянные шестеренки были прикреплены к его маске на месте глаз. Маленькие стеклянные шестеренки в глазах капитана вращались при чтении:
— Быть чиновником — большая честь. Актер может втоптать ее в грязь, надев маску и мантию и изобразив публичную часть их обязанностей. Поэтому указом лорд-мэра Зомбея запрещаются любые постановки. Актеры — лжецы. Горожане не могут быть актерами и не должны изображать тех, кем они не являются.
Остальная стража арестовала всех актеров и увела их прочь от импровизированной сцены. На Роуэне все еще была маска, и маска улыбалась. Роуни не видел, что происходило с лицом брата под маской.
Они повели Роуэна к двери под мертвым механическим взглядом капитана стражи, все еще стоявшего на столе. Маска Роуэна ухмыльнулась капитану. Роуэн пнул ножку стола. Она сломалась. Капитан стражи упал лицом вниз с лязгом и грохотом.
Роуэн отпрыгнул, вильнул между руками стражников и исчез в задних комнатах, где располагалась кухня. Роуэн слышал звуки бьющихся тарелок и яростные вопли, когда два стражника кинулись за Роуэном. Капитан поднялся на ноги и закричал своим очень громким голосом. На одном из его медных ботинок была вмятина, и ступня торчала под неестественным углом.
— Нам лучше уйти, — сказал Жирный.
— Это точно, — сказала Вэсс.
Роуни смотрел на дверь в кухню. Он хотел пойти за братом. Он хотел точно знать, что Роуэну удалось выбраться. Но слишком много всего произошло за слишком короткое время, и суматоха уже улеглась. Он крепко держал куртку Роуэна, следуя за Вэсс и Жирным. Они выскользнули из питейного дома и поспешили прочь.
Роуни надеялся, что брат будет ждать их в лачуге Башки, хотя он и был слишком взрослым и слишком большим, чтобы спать там. Он не мог ночевать со своей труппой, потому что всех арестовали, и лачуга была бы идеальным убежищем, пока стражники будут его искать. Стражники всегда держались от Башки подальше. Но Роуэн так и не появился в лачуге. Дни и недели проходили без единой вести.
«Он все еще прячется, — снова и снова говорил себе Роуни. — Может быть, он уплыл вниз по течению, чтобы скрыться от стражи. Но он вернется, и мы вместе уплывем и будем бороться с пиратами или сами станем пиратами. Он вернется».
Роуни гадал, как его брат найдет его теперь, когда он сбежал от Башки и теперь лежит в покинутом вагоне и слушает шум копателей в туннеле.
Он пытался вспомнить, как маска великана сидела у него на плечах. Он пытался вообразить себя великаном, огромным и непобедимым. Он пытался вообразить
Спать было невозможно. Потом адреналин от беготни и пряток улетучился и осталась только усталость. Каким-то образом он заснул.
Ему снилось, что на Роуэне все еще та маска Греха, которую он надел в питейном доме. Маска ухмылялась. Ей это удавалось лучше всего.
Роуэн из сна протянул руку и вывернул маску наизнанку. Теперь на нем была маска Башки: один глаз прищурен, другой широко раскрыт. И вот уже на его месте стоит Башка, а вовсе на Роуэн. Она подошла к краю гоблинской сцены и потянулась себе за спину своей птичьей лапой, настоящей птичьей лапой, покрытой черно-фиолетовой чешуей, как у жориков. Она отдернула занавес. За занавесом была река. Ее воды поднялись, затопили сцену и затопили город.
Роуни проснулся. Он почувствовал под собой стул с подушкой, хотя ожидал ощутить соломенный пол Башкиной хижины. Его там не было, и он не мог понять, почему, пока не собрал мысленно воедино все отрывки вчерашнего дня. Потом он вспомнил, как он одинок.
Солнечный свет проникал сквозь грязную стеклянную арку потолка снаружи. Было утро. Голуби дремали, сидя на висящих часах. Они не обращали на него внимания. Он не думал, что это Башкины птицы. Он так не думал.
Он прокрался к выходу из вокзала и проскользнул между прутьями ржавой решетки. Несколько случайных прохожих спешили по своим утренним делам. Он выбрал направление и пошел.
Зомбей стал для него чужим, и впервые в жизни Роуни чувствовал, что потерялся в нем.
Акт II
Картина I
Роуни был голоден. Это было обычным. Голод был привычным белым шумом на задворках его головы и на две желудка. Но вчера он потратил больше усилий, чем обычно, пока бежал навстречу гоблинам и прочь от болвашек, и теперь ему требовался источник энергии.
Он позволил своим ногам отнести его на поиск еды. Кое-что он нашел около дома с жестяной крышей, принадлежавшего Мэри Моллюск, бледной даме, думавшей, что ее семейство пытается ее отравить. Она редко откусывала больше одного куска, прежде чем выбросить еду в окно. Роуни добрался дотуда как раз вовремя, чтобы поймать летящее по воздуху зеленое яблоко.
— Я бы не стала этого есть, — сказала ему мисс Моллюск. Она говорила слишком спокойно для человека, видящего вокруг одних лишь отравителей. — Оно испорчено.
Роуни вгрызся в яблоко, улыбнулся и пожал плечами. Было вкусно. Просто идеально. Она покачала головой и закрыла окно. Он подождал немного в надежде, что она кинет ему еще какую-нибудь отраву, но не дождался.
Начался дождь. Роуни покрепче завернулся в куртку и вдохнул дождевые запахи пыльной грязи и мокрого камня. Он попытался прочистить мозги. Он все еще был усталым и одиноким. Это было хуже, чем те дни, когда Башка передвигала свою лачугу, никого не предупредив и не сказав заранее, куда направляется. На сей раз Роуни знал, где стоит лачуга, но не мог туда вернуться. Она больше не была его домом.