Секреты и сокровища
Шрифт:
Я подхожу и сажусь к Ханне. Ханна тянет мне руку. Я даю ей свою.
— Машенька, где Марик? — спрашивает меня Ханна почти шепотом, — ты не знаешь, а?
— Я знаю, — отвечаю я ей честно, — и ты тоже узнаешь. Вот увидишь.
— Узнаю? — удивляется Ханна, — а скоро?
— Скоро, — я глажу Ханне лоб, — скоро ты всё узнаешь. Спи пока.
— Я посплю, да, — соглашается Ханна. — Я посплю, и ты поспи.
— Я не сплю, ты же знаешь, — отвечаю я.
— Ну тогда я сама посплю, — говорит Милая Ханна и улыбается мне. — Машенька, спасибо тебе. А то я думала, уехал, совсем уехал. А
— Поспи, конечно, — я встаю.
Спать Ханна, безусловно, не будет: она никогда не спит днём.
Я выхожу, а мою спину догоняет недоуменный возглас:
— Уехал, совсем уехал! Совсем уехал, уехал совсем! Ком цу мир, майн киндер, ком цу мир. Уехал, а когда и куда — неизвестно. Совсем уехал. Не вернётся больше, уехал. А когда и куда — не сказал…
В коридоре беседуют Оресто и студентки, а мимо них проносится взбудораженная Риза. Риза умеет правильно выстраивать мизансцены: как только она протопала в сторону библиотеки, Оресто движением брови собирает студенток в кучку и ведёт за ней. Я, естественно, иду следом.
Риза жизнерадостно вламывается в библиотеку и застаёт там одного Йошку, остальные разбрелись кто куда. Впрочем, Ризе Йошка и нужен. Она встаёт перед ним в позу жреца у престола и дёргает за рукав. Оресто и студентки стоят в дверях.
— Йошка! — приплясывает Риза, и короткие седые волосы скачут у неё на голове, — Йошка, я тебе что-то сейчас скажу! Ты сейчас от удивления свалишься с кресла, Йошка!
Йошка сидит неподвижно, как обычно. Он не похож на человека, который вот-вот свалится с кресла, но Ризе видней. Она скачет перед ним до тех пор, пока не удостоверяется, что Йошкины глаза перестали быть отсутствующими и в них появилось раздражение: Йошка не выносит, когда его отвлекают. Но Ризе наплевать. Она по делу.
— Йошка! — оповещает Риза торжественно, — твоя мама нашлась!!!
Группа студенток приходит в волнение. Оресто переглядывается со мной.
Йошка не выказывает никаких эмоций, но он явно заметил Ризу и отделил её от общего фона.
— Мы думали, что твоя мама умерла, Йошка, и ты сам так думал, — волнуется Риза, — но выяснилось, что твоя мама нашлась! И она сейчас здесь!
На фразе "и она сейчас здесь" Йошка вдруг втягивает в себя воздух и резко начинает вставать. Риза, этого и ожидавшая, отходит в сторону: для того, чтобы встать, Йошке нужно много места. Он выдвигает слоновьи ноги, с шумом выдергивает из кресла необъятный зад, встаёт, пошатываясь, и стоит какое-то время. Риза ждёт. Наконец, Йошка справляется с проблемой прямостояния и начинает решать проблему прямохождения. Он делает несколько шагов вперёд, продвигаясь к выходу из библиотеки.
— Йошка, она сейчас в приёмной, мама твоя, — суетится Риза, — она специально пришла, чтобы ты прощения попросил. Пойдём, Йошка!
Йошке «пойдём» не требуется, он целеустремлённо движется вперёд. Студенток сдувает с его пути. Я иду за ним по образовавшемуся коридору, впрочем, мне-то студентки не мешают. Библиотека на втором этаже, а приёмная — на первом. Спуск с лестницы занимает у Йошки минут пять, мы тащимся за ним, Риза то забегает вперёд, то отскакивает обратно. У студенток растроганные лица. Оресто идёт молча, собран и деловит.
На первом этаже, в приёмной, сидит седая женщина в платке. Это Ципа. Обычно она торгует резинками и старыми башмаками у дороги напротив наших ворот. Ципа пристально глядит на лестницу, откуда пёстрой толпой спускаемся мы. Увидев Йошку, Ципа коротко вскрикивает, протягивая к нему руки. Йошка скатывается насколько это возможно быстро с остатка ступеней, с размаху падает перед Ципой на колени и начинает монотонно рыдать. Ципа обхватывает его руками, покачиваясь вместе с ним.
— Вот! — торжественно, как экскурсовод, объясняет Риза нам и студенткам, — вот, это я его привела! Он болел потому, что скучал по маме, а я его привела!
Еще одна любительница театра. У Оресто она, что ли, учится таким вещам? Оресто будто ловит мою мысль и оборачивается, ища меня глазами. Находит, сразу понимает, о чем я думаю, и произносит чуть слышно: Машенька, я тебя в карцер посажу. На хлеб и воду. У тебя нет ничего святого.
Посадить меня на хлеб и воду — замечательная идея. Мы с Оресто оба немножко улыбаемся. Карцера у нас, конечно, нет. Ничего святого в понимании Оресто у меня тоже, безусловно, нет. Это просто не совсем верная терминология для меня.
Йошка тем временем еще какое-то время рыдает, покачиваясь в руках у Ципы, после чего Ципа кидает взгляд на часы и разнимает руки.
— Сынок, милый — говорит она мягко, — мне пора.
Услышав слово «пора», Йошка вскрикивает и изо всех сил хватается за Ципу.
— Я завтра приду, — говорит Ципа, гладя Йошку по голове. Йошка слышит это «завтра», неожиданно прекращает рыдать, встаёт и начинает уходить. Его спина выражает такое безграничное горе, что кто-то из студенток тихо охает. Я знаю, что сейчас будет — Йошка вернется в библиотеку, осядет грудой в своём огромном кресле и замрёт. Ципа кивает Оресто и спрашивает его осторожно:
— Ну чего?
— Да ничего, — отвечает ей Оресто так же осторожно, — ты молодец, Ципа. Приходи завтра.
— Приду, — кивает Ципа, берёт свою корзинку с резинками и башмаками (корзинка, оказывается, всё это время у стены стояла) и выходит.
Нормально сегодня получилось, удовлетворённо говорит Риза, правда, Машенька?
Нормально, отвечаю я. У тебя всегда нормально получается.
Риза довольна и уносится вверх по ступенькам.
Вниз по ступенькам тем временем спешит Сомар.
— Тут Ципа была? — спрашивает она подозрительно.
— Была, — соглашается Оресто.
— А у меня тапки пропали! Красные! — объявляет Сомар великую новость, — это, наверное, Ципа взяла!
"Давайте пройдем ко мне в кабинет", — приглашает Оресто студенток, и я понимаю, что и меня он теперь приглашает тоже. Пришел ответственный момент: будем их проверять. Большой надежды на эти проверки ни у меня, ни у Оресто нет, но мы не оставляем надежды. Надо хотя бы минимально обновлять кадры, Оресто тоже не железный — за всех пахать.