Секреты крылатых слов и выражений [СИ]

Олифант Олифант

Но, самое главное — на бобах гадают. Для этого берут 37 бобов, если гадаешь на мужчину, или 31, если на женщину. Затем на глаз делят на три кучки и долго перекладывают, перемешивают, подбрасывают вверх.

Чем хорош подобный вид гадания — он не даёт расплывчатых прогнозов о «казённом доме» или «нехорошем брюнете», а чётко отвечает на поставленный вопрос: «да» или «нет».

К примеру.

Я умру? — Да.

В этом году? — Нет.

Бобам не задашь дурацкий вопрос — «Чем мне мазать голову от выпадения волос?».

Я облысею? — Да.

В этом году? — Нет.

Вот за подобную лаконичность

и ясность, гадание на бобах было необычайно популярно в дохристианской Руси. И сколько потом церковь с государством не пыталась бороться с этим явлением, окончательно искоренить его не удалось. Остановят, бывало, опричники–стрельцы–преображенцы гадальщика, а у того ни карт, ни хрустального шара, ни куклы вуду. Только бобы в кармане.

— Зачем бобы несёшь?

— Э–э–э, дарагой, кушать хочу! Лобио делать стану…

БОЧКА ДАНАИД

У сына Посейдона Бела было два наследника–близнеца — Данай и Эгипт. Первый правил в Ливии, второй в Египте. Так уж получилось, что жёны Даная родили пятьдесят дочерей, а жёны брата — пятьдесят сыновей. Когда детишки подросли, Эгипту пришла в голову довольно спорная мысль — устроить одну большую кровосмесительную свадьбу между своими сыновьями и их кузинами. Диковатая затея, но Эгиптиадам (сыновьям Эгипта) она сразу же пришлась по сердцу. Бросив жребий, каждый получил себе по Данаиде и в Ливию были отправлены сваты. Данай выслушал гонцов, подивился выдумке брата и отказал. Да и девушкам было как–то неприятно узнать, что кузены уже распределили их между собой. Разгневанные отказом, Эгипттиады собрали несметное войско и высадились в Ливии. Данай с дочерьми был вынужден бежать к берегам Греции, в Арголиду, где население так полюбило его, что немедленно объявило своим новым царём. Арголидцы, кстати, с тех пор стали называть себя данайцами (помните, те, которых надо опасаться, когда они несут дары).

Шло время. Девушки были в восторге от Греции. Юноши здесь, в отличие от сумрачных ливийцев, оказались, как один, поэты и спортсмены. В лесах играли на свирелях поддатые, любвеобильные сатиры. И всё бы хорошо, если бы однажды во дворец не нагрянули пятьдесят взбешённых кузенов с обнажёнными мечами и желанием немедленно жениться. Бежать было поздно, да и некуда. Данай сделал вид, что смирился и распорядился немедленно праздновать свадьбы, а сам роздал дочерям кинжалы и велел убить мужей, дабы не допустить кровосмешения. Два раза Данаид просить не пришлось и сорок девять брачных лож окрасились кровью (так уж вышло, что одна из пар всё же сложилась). Наутро царь отец устроил олимпийские игры и выдал дочерей за атлетов победителей…

Зловеще начавшаяся история, казалось бы, получила хороший конец, если бы в царстве Аида Данаид не ждало наказание. Веки вечные они должны наполнять водой бездонную бочку, так называемую БОЧКУ ДАНАИД.

Мифы древней Греции порой жестоки и не всегда добро торжествует над злом, но история Данаид всегда стояла особняком. Одни современники считали наказание несправедливым и суровым, другие — оправданным и слишком мягким. Софокл долгие годы полемизировал на эту тему с Эсхилом, Вольтер с Руссо, Крупская с Инессой Арманд. А британские суфражистки конца XIX века носили на левом рукаве блузки эмблему с вышитой бочкой.

БРОСИТЬ КАМЕНЬ (В КОГО-ЛИБО)

Даже не читавшие Новый Завет люди знают это фразу — «… кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Произнёс её Иисус, когда книжники и фарисеи привели на суд даму, уличённую в прелюбодеянии.

— Ты учишь, что Бог есть любовь, — язвительно улыбаясь, сказал один из них, по имени Аммиуд. — А как предложишь поступить с этой потаскухой, если Моисей заповедал нам побивать таких камнями?

— Кто из вас без греха, первый брось в нее камень, — тихо произнёс Иисус.

Народ, столпившийся вокруг, весело загудел. Кто–то засмеялся.

— Что ж, — взбешённый этим обезоруживающим ответом, возвысил голос Аммиуд, — думаю, что я-то могу бросить. Душа моя чиста…

— Лучше необдуманно бросить камень, чем слово, — внезапно послышалось из толпы.

Аммиуд, мгновение помедлил, в поисках достойного ответа, не нашёлся, что сказать и, расталкивая собравшихся локтями, пошёл прочь из Храма. За ним устремилось и его окружение.

— Хорошо сказано, — Иисус улыбнулся и поманил из толпы, юношу, так неожиданно вступившего в разговор. — Ты философ?

— Всего лишь ваш прилежный ученик, Учитель, — склонился тот.

— Как тебя зовут?

— Секст.

— И чему же ты ещё научился, юный Секст?

— Многому, Учитель. Что ты почтишь выше всего, то и будет господствовать над тобою. Помышление человека не сокрыто от Бога. То, что делать постыдно, постыдно и поручать другому…, — поспешно затараторил Секст.

— Знаешь, — остановил его Иисус, — ты всё это запиши…

В IV веке «Изречения Секста» были уничтожены по указу александрийского митрополита Афанасия, как неканонические тексты. Но в 1945 году, несколько листов папируса с «Изречениями» были обнаружены при раскопках в Наг — Хаммади.

БРОСИТЬ ПЕРЧАТКУ

Каждый ребёнок знает, что рыцари средневековья, бросая под ноги соперника перчатку, тем самым вызывали его на поединок. Однако, откуда эта традиция?

Первым человеком, бросившим перчатку, считается граф Годфруа де Бульон (Godefroi de Bouillon), более известный под именем Готфрид Бульонский. Принявший участие в Первом Крестовом походе (1096–1099), Годфруа проявил себя, как несгибаемый христианин и мудрый военачальник. За годы сражений им было совершено такое количество подвигов, что граф стал своеобразным символом Первого Похода. Чего стоил один только его отказ от коронации на титул Короля Иерусалима и принятие скромного звания Защитника Гроба Господня (Advocatus Sancti Sepulchri)!

С ним же связана и легенда о «брошенной перчатке». 28 июня 1097 года войска крестоносцев подошли к воротам Дорилеи (сегодня турецкий город Эскишехир). Прибывшие послы от султана Килидж — Арслана внесли в шатёр командующего ларец, в котором лежала шитая золотом остроносая туфля.

— Я не силён в обычаях неверных, — Годфруа брезгливо, двумя пальцами, поднял туфлю. — Но, понимаю, что султан бежал и это всё, что от него осталось?

— Великий Килидж — Арслан, предлагает христианам сдаться на его милость, поцеловав эту туфлю в знак смирения и надежды на прощение, — бесстрастно ответил парламентёр.