Секреты мироздания
Шрифт:
Будущий мир представляет собой «беспредельную вселенную с бесконечным числом дециллионов совершенных существ, получившихся безболезненным размножением и расселением. Такие очаги жизни, как Земля, составляют чрезвычайно редкое исключение, — как младенец, имеющий одну терцию возраста. Потому мучительная жизнь Земли редкость, что она получилась самозарождением, а не заселением. В космосе господствует заселение, как процесс более выгодный», — считал Циолковский.
1.7. Почему так привлекательна вера в самозарождение?
«Интересно, все же, — почему так трудно искоренить веру в самозарождение? — писал профессор С. П. Костычев в работе «О появлении жизни на Земле». Причина кроется в том, что при помощи самозарождения можно было бы просто и понятно
Справедливость требует признать, что вероятность случайного самозарождения в какое бы то ни было время и при каких бы то ни было условиях чрезвычайно ничтожна. Легко вообразить себе такие условия, при которых могли бы в природе образоваться белки и другие органические вещества, входящие в состав тела живых существ, но почти немыслимо понять случайное построение даже простейшего организма из этих материалов. Каждый организм представляет собой весьма сложный аппарат… Все характерные для живых существ превращения веществ и энергии были бы невозможны без посредства специально приспособленного аппарата. Но именно случайное возникновение сложного аппарата крайне неправдоподобно. Если бы я предложил читателю обсудить, насколько велика вероятность того, чтобы среди неорганизованной материи путем каких-нибудь естественных, например, вулканических процессов случайно образовалась фабрика — с топками, трубами, котлами, машинами, вентиляторами и т. п., такое предложение произвело бы впечатление неуместной шутки.
Однако простейший микроорганизм устроен еще сложнее всякой фабрики, значит, — его случайное возникновение еще менее вероятно. Ввиду этих соображений трудно оспаривать категорическое мнение великого физика В. Томсона (лорда Кельвина), утверждавшего, что, на основании огромного количества индуктивных доказательств, невозможность самозарождения в какое бы то ни было время так же прочно установлено, как закон всемирного тяготения.
Надо заметить, что авторы, предполагавшие возможность самозарождения при метеорологических условиях, весьма непохожих на существующие теперь, сами сознавали крайнюю шаткость своего допущения и для оправдания его приводили обыкновенно то обстоятельство, что будто бы еще труднее придумать другое естественное научное объяснение происхождения жизни на Земле. <…>
Вероятно, однако, когда отзвуки споров о самозарождении окончательно заглохнут, тогда все признают, что жизнь только меняет свою форму, но никогда не создается из мертвой материи».
1.8. Великий Бородин о загадке жизни
«Милостивые господа!
Почти полвека тому назад, в естествознании родилось новое понятие, а в научном языке, новый термин, которому суждено было играть огромную роль в истории человеческой мысли и произвести своего рода переворот в наших воззрениях на природу живых тел. Термин этот — протоплазма, — такими словами Александр Порфеньевич Бородин (1848–1898), член «Могучей кучки», автор национального героического эпоса — оперы «Князь Игорь», а также многих трудов по органической химии, начал свой доклад «Протоплазма и витализм» 28.12.1893 года на юбилейном собрании по случаю 25-летия Общества естествоиспытателей при Императорском С.-Петербургском университете. — Протоплазмою назвал в 1846 году Гого Моль [известный микроскопист, профессор из Тюбингена] азотистую, подвижную, обыкновенно мелкозернистую слизь, находящуюся внутри клетки. Что же за вещество эта живая слизь в химическом отношении?…Она содержит азот и притом в виде так называемого белкового вещества. А химия утверждает, что белковые вещества представляют собою самые сложные из всех химических соединений, существующих в природе. Едва нужно прибавлять, что они встречаются исключительно в живых телах… <…> И вот, вместе с культом протоплазмы [в науке] создается культ белка. Протоплазма — субстрат жизни, а белок — химический ключ к уразумению жизненных явлений, разыгрывающихся в этом субстрате. Протоплазма и белок почти отождествляются, становятся чуть не синонимами. Только бы удалось получить искусственно в лабораторной колбочке белок, мечтается ученым, и попытка Вагнера [Егор Егорович, (1849–1903), российский химик-органик] кристаллизовать Гомункула [существо, подобное человеку, которое якобы можно получить искусственно в пробирке] в реторте была бы осуществлена хоть с другого конца, — вместе с белком мы получили бы протоплазму, а с получением протоплазмы в нашей колбочке загорелась бы жизнь!
В настоящее время задача искусственного получения белка, как выражаются химики, синтетическим путем почти осуществлена; во всяком случае, мы накануне ее решения, и возможно, что надвигающемуся двадцатому веку мы поднесем, как ценное наследство, созданное нами в лаборатории белковое вещество. Но что сталось с розовыми надеждами на искусственное получение этим путем жизни? Немного найдется теперь людей, продолжающих верить в эту химеру. То — последние могикане, не желающие сдаваться и закрывающие глаза на современное движение науки, чтобы не видеть крушение дорогих иллюзий. И все еще мерещится им, что хоть где-то там, на рубеже живой и мертвой природы, существо и вещество оказываются синонимами.
В действительности, однако, по мере того, как росла вера в возможность искусственного получения белкового вещества, не увеличивалась, а, напротив, слабела надежда на получение вместе с ним хоть искорки жизни. <…>
Окидывая беглым взглядом полувековую историю исследования протоплазмы, мы вынуждены, хотя, быть может, и с тяжелым сердцем сознаться, что жизненный субстрат представляет для нас по-прежнему один сплошной икс. «Темно строение, наитемны отправления», — сказал древний анатом о человеческом мозге; выражение это всецело применимо и к протоплазме… Дальше слабого лепета о свойствах белковых веществ, которыми, будто бы, объясняются жизненные явления, мы не пошли.
Почти параллельно с развитием учения о протоплазме, как гнездилище жизни», развивалось и учение [витализм] о том, какую огромную роль в живых существах играет так называемая «жизненная сила». «Одним из важнейших оплотов витализма издавна служил оригинальный химический состав живых тел, нахождение в них множества веществ, в мертвой природе совершенно не встречающихся». Однако искусственное получение химиком Вёлером в лаборатории мочевины, без всякого участия жизни, а затем решение химиками задачи получения белкового вещества сильно пошатнули устои витализма. «Жизненная сила изгоняется из науки, как понятие, не только бесполезное, но положительно вредное, убаюкивающее будто бы мысль физиолога и тем тормозившее долгое время правильный ход естествознания. На развалинах, казалось бы, погибшего витализма водворяется строго механический взгляд на живые тела, жизнь отныне ничто иное, как необычайно сложная игра физических и химических сил в необычно сложном субстрате… а организм не более, как крайне сложный самодействующий механизм.
Поражение казалось полным, крушение его окончательным. Но это именно только казалось. И вот, в настоящее время мы присутствуем при зрелище, столь же любопытном, сколько неожиданном, — витализм начинает возрождаться, хотя и в иной, обновленной форме… Относиться к возрождению витализма можно различно, но нельзя отрицать самого факта. Не какие-нибудь дилетанты, а серьезные ученые решаются, наперекор господствовавшему течению, заговорить снова о жизненной силе. У нас в России сигнал был подан интересною вступительною речью профессора Коржинского в Томском университете под заглавием: «Что такое жизнь?» (Томск, 1888). <…>
Итак, старушка жизненная сила, которую мы с таким триумфом хоронили, над которой всячески глумились, только притворилась мертвою и теперь решается предъявлять какие-то права на жизнь, собираясь воспрянуть в обновленном виде…
В чем же выражается это обновление? В том, что неовитализм, как его уже называют, безусловно признает господство физики и химии в живых телах, подчинение последних силам мертвой природы. Только под этим условием, конечно, мыслимо какое бы то ни было возрождение, — прежний витализм, решавшийся творить из ничего, разумеется, погиб бесповоротно. <…>