Секреты прошлого
Шрифт:
Мэгги вздохнула. Словно и не прошло стольких лет! Не то чтобы она вновь ощутила себя ребенком, зато все детские проблемы и комплексы, потаенные, давно запрятанные в подсознание, вновь вернулись ее мучить.
Отец встречал, стоя у калитки. Он был одет в синий пиджак, брюки и галстук, уже несколько потрепанные и почему-то выглядевшие по-домашнему, хотя отец явно наряжался для поездки в больницу. Он раскинул руки, и Мэгги бросилась в объятия, словно маленькая девочка, хотя переросла собственного отца.
— Как хорошо, что ты приехала, — с чувством произнес Деннис. — Спасибо, что
— Да что ты! Разве я могла не приехать? — Мэгги торопливо отстранилась, чувствуя, как увлажнились глаза и ресницы. Стоило позволить пролиться хоть одной слезе, и водопад окажется неиссякаемым. Она боялась расспросов о Грее и собиралась поведать новости позже, когда возьмет себя в руки.
— Как мама?
— Сегодня лучше. — Лицо отца просияло. — Уна просто была в шоке. Все произошло так быстро, сама понимаешь. Минуту назад твоя мама носилась по кухне, потом какой-то стук — и все. Она успела меня позвать и отключилась. — У Денниса задрожал голос. — Я так напугался: решил, что она умерла. — У него стал несчастный вид, словно у потерявшегося ребенка, и сердце Мэгги сжалось от сочувствия.
— А где она сейчас?
— Попробуй угадать…
Царством Уны Магуайер и сердцем дома всегда была кухня, расположенная в задней части дома. Отделка не менялась с тех самых пор, когда не существовало понятия «дизайнер», а главным предметом гордости для хозяев было наличие большого количества сосны. Именно такой всегда и была кухня Магуайеров.
В большом кресле возле стола (соснового) с загипсованной ногой, заботливо уложенной на табурет (сосновый), сидела мать Мэгги. Перед ней на тумбе (разумеется, из сосны) стоял переносной телевизор, на столе лежал частично разгаданный кроссворд.
Высокая худощавая женщина, Уна Магуайер сильно походила на свою дочь, только рыжие волосы изрядно поредели и перемежались с седыми прядями. Лица Мэгги и Уны тоже были похожи: безупречный овал со светлой кожей, удивительными глазами оттенка кобальта и узким подвижным ртом. Только улыбка, трогавшая губы Уны, всегда была яркой, уверенной, тогда как ее дочь улыбалась сдержанно, словно опасаясь слишком открыться перед посторонними людьми.
Теперь Уна сидела в кресле какая-то поникшая, словно сломала не одну ногу, а все кости. Она казалась очень усталой. Заметив дочь, она отложила в сторону ручку.
— Здравствуй, детка. А я вот разгадываю кроссворд. Как всегда, самое сложное оставила твоему папе.
Это была привычная ложь. Деннис никогда не был особо силен в разгадывании кроссвордов и ребусов. Чемпион по собиранию кубика Рубика, он был страшно расстроен, когда это повальное увлечение мальчишек вышло из моды. Жена пыталась поддержать его, создавая видимость, будто он преуспел не только в логических играх. Но увы, Деннис не дружил со словами. Даже необходимость подписать рождественскую открытку для жены или дальних родственников повергала его в пучину неуверенности. «Подкинь умную мыслишку», — обращался он к дочери, потешно сводя вместе брови.
«Милая Уна, поздравляю с праздником, люблю, целую, твой муж», — неизменно отвечала Мэгги.
«Люблю…» Мэгги вздохнула про себя. Ей безумно хотелось услышать сейчас эти
— Ты все такая же тощая, Сардинка, — мягко улыбнулась мать.
Мэгги звали Сардинкой все родственники с тех пор, как однажды так ее нарекла двоюродная сестра Элизабет. Даже в Интернете Мэгги всегда брала в качестве ника это смешное слово. Кстати, саму Элизабет, такую же длинную и худую, все звали не иначе, как «наша мисс Элизабет», — наверное, потому, что у нее в отличие от Мэгги, кроме тощих мослов, была полная грудь и прочие женственные изгибы.
Пока Деннис относил чемоданы дочери в комнату, Уна поведала, что ее болезнь зашла довольно далеко.
— Остеопороз, милая, он самый, — тоскливо говорила она. — Врачи изумились, узнав, что у меня до сих пор не было ни одного перелома — вот как все серьезно. Говорят, я могла сломать руку, подняв тяжелую сумку, или сразу обе ноги, споткнувшись на ровном месте.
Мэгги зажала рот рукой, но быстро опомнилась.
— Мама, это… ужасно. Папа упоминал про остеопороз, однако не говорил, что болезнь зашла так далеко.
Они услышали шаги Денниса.
— Ему не надо знать, — торопливо сказала Уна дочери. — Это прибавит ему беспокойства, а толку будет чуть.
— Но он имеет право знать.
— Ради чего? Представь, какая это нагрузка для его сердца! Всякий раз, когда я стану что-то поднимать, Деннис будет сходить с ума, волнуясь за меня.
Отец Мэгги вошел в кухню.
— Итак, что приготовим на ужин? — громко спросила его жена, натягивая улыбку. — Твой отец, Сардинка, очень старался что-нибудь придумать, но ему под силу только сварить бульон. Может, сделаем ростбиф? Я голосую за говядину.
— Ростбиф? Неплохо. А мясо есть?
Уна побледнела, беспомощно глядя на холодильник.
— Не знаю, детка… посмотри сама. А если нет… может, съездишь в магазин? Машина возле дома.
Сердце Мэгги упало. Все было куда серьезнее, чем она полагала.
Отец относился к тому типу мужчин, которые совершенно не способны о себе позаботиться и во всем полагаются на женщину. Он никогда в жизни не готовил, понятия не имел о том, какие кнопки нажимать, чтобы заставить работать стиральную машину и утюг, не умел выбирать продукты. Все домашние обязанности лежали на плечах — увы, теперь слишком хрупких — его жены. Теперь опека над отцом и матерью переходила к Мэгги. Она должна была приготовить еду и съездить за продуктами в супермаркет. И какое имело значение, что у нее никогда не было машины? Водительские права она получила в юности и с тех пор ни разу не сидела за рулем.
— Мам, я же не умею водить машину, — тихо сказала Мэгги. Ей было неловко, что от нее так мало пользы. — Я… проверю холодильник.
На полках стояла пара банок консервированного супа, полпачки масла и четыре яйца. Холодильник оказался почти пуст.
— Я кое-что покупал по дороге, — беспомощно развел руками отец. — Когда ездил в больницу.
Мэгги уныло окинула глазами банки с супом, проверила морозилку — та оказалась пуста — и захлопнула дверцу. Ей предстояло стать плечом и опорой для родителей, но она была совершенно не готова к новым обязанностям, всегда являвшимся прерогативой матери.