Секреты Штази. История знаменитой спецслужбы ГДР

Кёлер Джон

После физических и психологических пыток Иванкович был готов согласиться на все что угодно, лишь бы остаться в живых. На пятый день ему разрешили сходить в туалет и вымыться. Затем он получил немного еды и воды. Однако после того, как он поел, его опять привязали к кровати и мучения продолжились. Избиения чередовались с угрозами смерти. Ситуация еще более ухудшилась на шестой день, в понедельник 2-го мая. Мучители Иванковича стали подозревать, что югослав ловко провел их, потому что деньги так и не поступили на депозит восточно-германского банка. Последовали новые многочисленные телефонные звонки. Позднее в тот же день банк подтвердил наконец получение денег. Иванковичу приказали помыться и быть готовым к отъезду в лейпцигский аэропорт. Прежде чем вывести Иванковича из квартиры, Шнайдер и «офицер КГБ» забрали у него все наличные деньги в твердой валюте, а также дорожные чеки и другие

ценные вещи.

В аэропорту Иванковичу дали билет на рейс в Будапешт, триста западногерманских марок и паспорт. Перед посадкой на самолет ему сказали, чтобы он остановился в отеле «Термаль». Его предупредили, чтобы он не покидал отеля и ждал «контрольных звонков». Иванкович пообещал, что будет неукоснительно выполнять все инструкции. На следующий день ему звонили два раза. Это был Шнайдер, который после угроз назначил дату первой тайной встречи. Она должна была состояться через две недели. Иванковичу приказали принести с собой первый «взнос» в сумме 250 000 западных марок.

Прошел еще один день, прежде чем Иванкович окончательно собрался с силами и позвонил менеджеру своего офиса в Восточном Берлине. Югослав говорил с трудом, тяжело дыша и запинаясь. Ахим Фассман не мог поверить своим ушам. Такие вещи в ГДР были просто немыслимы. Наконец, убедившись, что Иванкович говорит правду, Фассман принялся убеждать его вернуться в Восточный Берлин и сообщить обо всем в полицию. Это стоило немалого труда, но все же его усилия увенчались успехом.

После прибытия в аэропорт «Шёнефельд» утром 6 мая оба мужчины отправились в министерство внутренних дел, находившееся на Александер-платц в центре Восточного Берлина. Следователь внимательно выслушал Иванковича, однако затем сказал, что не верит ни единому его слову. Тем не менее в министерство государственной безопасности был направлен соответствующий рапорт. Поскольку дело касалось иностранца, то документ попал на стол полковника Виганда. Полковник вспомнил, что несколько раз встречался с Иванковичем в министерстве внешней торговли. Восприняв все это чрезвычайно скептически, он все же решил начать расследование, потому что Иванкович не был похож на человека, который стал бы выдумывать такие истории ни с того ни с сего. Однако его решение означало, что он должен был «деконспирироваться» — профессиональный термин сотрудников Штази, — то есть назвать свою настоящую фамилию и род занятий. Югослав ранее знал его как господина Фалька, правительственного чиновника, занимавшегося инвестиционными проектами иностранных фирм в ГДР.

Виганд приказал начальнику реферата своего отдела, майору Клаусу Шиллингу, забрать Иванковича из отеля «Метрополь» и допросить его на одной из конспиративных квартир Штази. Майору вся эта история также показалась неправдоподобной. Когда Виганд читал запротоколированные майором показания Иванковича, у него все еще оставались сомнения. Однако кое-что походило на правду, и второй допрос Иванковича Виганд провел сам.

«Когда я вошел и представился, назвав свою должность и звание, Иванкович остолбенел». Чтобы снять неловкость, полковник предложил югославу рюмку коньяка, а затем показал несколько пистолетов различных марок. «Нет ли среди них пистолета, похожего на тот, которым вам угрожали?». Иванкович показал на «Макаров», калибра 9 мм, штатное оружие сотрудников Штази и КГБ. Знакомой показалась также формулировка обязательства о сотрудничестве, которое югослав был вынужден подписать.

В целом обязательство было составлено по форме, принятой в Штази и КГБ. Неужели эти люди действительно были офицерами разведки, которые ради обогащения пошли на уголовное преступление? Это был бы уже не первый случай. За несколько лет до этого случая Виганд арестовал одного майора Штази, который убил двух своих осведомителей с целью присвоить себе полагавшееся им денежное вознаграждение. Виганд решил поверить Иванковичу. В качестве следующего шага он провел медицинское освидетельствование югослава комиссией врачей, служивших в Штази.

«Результат был шокирующим, несмотря на то, что с момента освобождения Иванковича похитителями прошла уже неделя, на его лодыжках, ногах и запястьях были отчетливо видны следы от веревок, — вспоминал Виганд. — Все его тело было покрыто кровоподтеками и страшными синяками, которые, по мнению врачей, могли быть причинены только сильными побоями. Анализ крови окончательно устранил все сомнения. Были обнаружены химические элементы, идентичные тем, из которых состоят сильно действующие снотворные. Врачи поставили диагноз: физическое истощение, нарушение сна, постоянный страх и сбой сердечного ритма».

В результате поиска в компьютере Штази, в котором хранилась информация

о всех въезжающих в ГДР, включавшая их фотографии, было установлено, что несколько раз ГДР посещал представитель швейцарской фирмы «Шульцер-Эшовитц», по фамилии Шнайдер. Однако даты его посещений не совпадали с тем периодом, в течение которого имело место похищение Иванковича, к тому же описание югославом Шнайдера было другим. Затем МГБ проверило Хорста Виргенса, который представил Шнайдера югославскому бизнесмену. По данным компьютера этот человек находился в Восточной Германии именно во время похищения и прибыл туда из Западной Германии именно во время похищения вместе с другим человеком, фотографию которого показали Иванковичу. Тот сразу же опознал «Шнайдера». Им оказался Уве Кенигсмарк, двадцатичетырехлетний торговец автомобилями из западногерманского города Тутлингена. В компьютерных данных значилось также, что, помимо Кенигсмарка, Виргенса часто сопровождали два других западных немца, Норберт Фукс и Гельмут Масаннек. Последний был инженером, работавшим на одном из заводов гигантского концерна «Маннесмен». В Фуксе Иванкович опознал безымянного офицера КГБ, однако о Масаннеке сказал, что никогда не видел его и ничего не слышал о нем. К досаде Виганда, данные компьютера показали, что вся четверка покинула ГДР в тот день, когда Иванковича посадили на самолет, летевший в Будапешт.

До тех пор расследование велось в обстановке строжайшей секретности и о его результатах знали только Виганд, его помощник майор Клаус Шиллинг и члены медицинской комиссии. Теперь они должны были информировать начальника управления генерала Кратча и Мильке. По распоряжению министра к расследованию подключили отдел специальной криминологии девятого управления, который отвечал за внутренние расследования и связь с судебно-прокурорскими органами. Виганд ввел в курс дела генерал-майора Пику, опытного криминалиста, с которым он ранее расследовал несколько уголовных дел. «Однако он не проявил особого интереса и по нескольким его замечаниям мне стало ясно, что он не воспринимает этого дела серьезно». Затем Виганд попытался заручиться поддержкой полковника Армина Ваальса, начальника первого отдела следственного управления, который принимал окончательное решение по всем делам о шпионаже, прежде чем передавать их в прокуратуру. «Он был старым профессионалом. Все шпионские дела, которые когда-либо велись в ГДР, прошли через его руки. Мне он был нужен, потому что в конце концов это преступление было представлено как совместная акция МГБ и КГБ. Он обещал помочь, но дальше этого дело не пошло», — вспоминал Виганд. На этой стадии полковник официально начал расследование дела Иванковича, дав ему условное название «Аллигатор».

Отчаявшись добиться толка от других отделов Штази, Виганд создал специальную группу «Аллигатор» из числа офицеров своего подразделения. Поскольку преступление было совершено на территории саксонского города Лейпцига, Виганд вызвал в Берлин подполковника Гюнтера Ройма, заместителя начальника отдела контрразведки тамошнего окружного управления. Ройм не поверил этой истории, но согласился сотрудничать с Вигандом, потому что знал его много лет и уважал как серьезного профессионала. Возвратившись в Лейпциг, Ройм доложил обо всем начальнику окружного управления генерал-лейтенанту Гюнтеру Гумитчу и попросил у него людей. Гумитч отказал, заявив, что у его офицеров и без того хватает дел, чтобы их загружать еще подобной чепухой. Пока Ройм решал организационные вопросы в Лейпциге, Виганд попросил допуск к компьютеру двенадцатого отдела. Решение о таком допуске принимал лично Мильке. Двенадцатый отдел был самым секретным после центрального аналитико-информационного подразделения, имевшего доступ к компьютеру КГБ в Москве. «Меня даже немного удивило, когда Мильке разрешил мне покопаться там», — рассказывал Виганд. Его старания вознаградились. Виргенс и Масаннек значились там как лица, «зарегистрированные по приказу начальника двенадцатого отдела». Эта терминология употреблялась для обозначения агентов, завербованных КГБ в ГДР. Это делалось для того, чтобы их по ошибке не арестовала Штази.

Затем майор Шиллинг отвез Иванковича в Лейпциг, чтобы освежить его память и найти квартиру, где его держали. В последний день пленения Иванковичу позволили сходить в туалет, в котором было окно, куда он посмотрел. Он заметил небольшой парк и большой каштан, рядом с которым стоял темно-красный «Москвич». К Шиллингу присоединился Ройм, и они вместе стали возить Иванковича по окраинам Лейпцига. Через два дня Иванкович взволнованно показал на многоквартирный дом: «Вот где они меня держали». Здание стояло напротив парка и дерева, о которых он упоминал ранее. Рядом с деревом был припаркован «Москвич» темно-красного цвета.