Секреты утра
Шрифт:
– Вы знаете, у нее серьезный удар, – сухо сказала медсестра.
– Да.
– Возможно, правая сторона останется парализованной. Пострадал речевой аппарат, она едва произносит звуки.
– Пожалуйста, мне нужно ее увидеть.
– Не более пяти минут, – она посмотрела на Джимми.
– Это мой жених, они никогда не виделись.
Медсестра кивнула и даже улыбнулась, потом она провела нас по больничному коридору в комнату бабушки. Стены были стеклянными, к больной были подведены провода кардиографа, на экране отражалась кривая
С проводами, тянущимися из-под одеяла, бабушка выглядела еще ужасней. Но, если отбросить ужас, наводимый ею, на кровати лежала бледная и старая женщина, тень минувшего. Ее седые волосы обрамляли восковое лицо, глаза были закрыты, на одеяле лежала левая рука с капельницей, пальцы на ней нервно дрожали, на бледной коже явно проступали вены. Я бы даже пожалела бабушку, если бы перед глазами не стоял образ моей маленькой дочери. Лицо бабушки Катлер чем-то было похоже на детское, что еще раз напомнило мне о цели визита, она знает где ребенок, я должна выяснить.
Я подошла к кровати, Джимми остался в дверях.
– Бабушка Катлер, – резко сказала я, ее глаза даже не дрогнули, – бабушка Катлер, это я… Дон, откройте глаза, – скомандовала я.
Но они оставались закрытыми, как будто сопротивлялись ее воле, наконец бабушка напряглась, и глаза открылись, все такие же холодные, все такие же сильные.
– Где моя дочь? Отвечайте! Ваша сестра ужасно ко мне относилась, она мучила меня в течение долгих месяцев. Держу пари, что вы знали об этом. Она даже пыталась сорвать роды, но дочка родилась, к счастью, здоровой и красивой. Ничто не могло помешать, моя Кристина в этом мире, и вы не имеете права лишать меня дочери. Где она? Вы должны ответить!
Ее губы дрогнули.
– Я знаю, ты серьезно болела, но я ничего не могла сделать, – голос бабушки был на удивление мягким.
– Я прошу вас, пожалуйста… Скажите мне.
Ее рот открылся, но она не смогла произнести ни звука, несмотря на колоссальное напряжение.
– Вы уже один раз сделали так, бабушка, пожалуйста, не повторяйте прежних ошибок. Ребенок не должен менять родителей как перчатки. Я нуждаюсь в своей дочери, она – во мне. Она принадлежит мне. Только я могу дать ей настоящую любовь, которую она заслуживает. Дочка должна быть счастливой. Вы должны сказать, где она!
Бабушка пыталась ответить, она металась из стороны в сторону, сердцебиение на экране участилось.
– Пожалуйста, – попросила я, – пожалуйста.
Она закрывала и открывала рот, не в силах произнести ни звука. Я поднесла ухо к губам бабушки, в горле ее раздавался клекот, в котором при желании можно было различить слова. Она закрывала и открывала глаза, кривая на мониторе взбесилась.
– Почему? – кричала я, – почему?
– Что здесь происходит? – в дверях появилась медсестра, она приподняла бабушку одной рукой, другой дотянулась до кнопки на стене. – Положение икс, – прокричала она. – А вы уходите! – приказала сестра мне с Джимми.
– Возможно, она скоро придет в себя, – возразила я.
– Нет, вы должны уйти, – настаивала медсестра.
Я посмотрела на бабушку Катлер, ее лицо посинело. Расстроенная, я поплелась назад, забыв про все, даже про Джимми, идущего позади.
– Что случилось? – спросил он, как только мы вошли в коридор. – Что она тебе сказала?
– Было невозможно понять, – я присела на диван в холле.
– Ну, что?
– Все, что я поняла из ее слов, это: «Ты – мое проклятие».
– Ты? Проклятие? – Джимми покачал головой. – Не понимаю.
– Я тоже, – я заплакала.
Джимми обнял меня.
– Она собирается унести тайну в могилу, Джимми, – пробормотала я, вытирая слезы. – Она волнуется, и я не знаю, почему. Что нам делать?
Мимо нас промчался доктор, а минут через десять показалась медсестра, она заметила нас и покачала головой.
– Мне жаль, – сказала она.
– О, Джимми, – закричала я и спрятала лицо в руках.
Слезы катились градом, я не могла ничего видеть. Мир предстал предо мной сквозь призму голубой воды. Но я плакала не из-за бабушки Катлер, а из-за своей дочери, которая могла теперь пропасть навсегда.
Джимми помог мне встать, и мы вышли из больницы, я была в полной прострации. Когда мы достигли гостиницы, там о случившемся уже знали все. Госпожа Хилл и ее помощник тихо стояли в холле, по которому прохаживались группы людей, изредка о чем-то разговаривающие и качающие головами. Я узнала некоторых из прислуги, они молча сидели в углу, некоторые узнали меня и кивнули. В воздухе витал дух смерти.
– Я поднимусь к матери, – сказала я Джимми, – может быть, она что-нибудь знает о дочери.
– Можно я подожду в коридоре?
Я поднялась по коридору, ведущему в старую часть постройки, где жила семья. Когда я достигла комнаты, то увидела, что все покрыто черной материей, которой никто не пользовался долгие годы. Там же я столкнулась с мисс Бостон, неизменным камердинером.
– Дон, – окликнула она, в глазах ее стояли слезы. – Вы возвратились слишком поздно. Ужасные новости уже дошли до вас?
– Да.
– Что теперь со всеми нами будет? – Она покачала головой. – Бедный господин Рэндольф. Он не может найти себя от горя.
– Как моя мать?
– Ваша мать? Она не так убивается, как господин Рэндольф. Он недавно поднимался к ней, а потом спустился, молча посмотрел на нас и заплакал. А потом пошел неизвестно куда.
– Тогда я поднимусь к матери, – сказала я и ступила на лестницу.
Мать жила на отшибе от всех остальных членов семьи, как бедный родственник, непонятно почему. Я удивлялась, почему люди, работающие здесь, так расстраивались, мисс Холл и мисс Бостон, и мистер Насбаум, неужели они не замечали жестокости бабушки Катлер, ее страшного высокомерия, неужели? Неужели высокие заработки перечеркивали все?