Секс-опекун по соседству
Шрифт:
— Но теперь мое преступление, которое загладил твой отец, подарило мне возможность освободиться, жить так, как хочу я, а не исполнять капризы одной соплячки. Впрочем, если нужен будет секс, ты заглядывай. Отсасываешь ты первоклассно.
Тут даже не сорвал. Ни одна шлюха не будет работать ртом так, как это делает любящая тебя женщина.
Удар пришелся на висок, еще один на щеку. Потом еще один и еще. Она кричала и сыпала ударами, а я стоял и принимал все, что она могла мне дать.
Впитывал касания ее рук, возбуждаясь от боли. Потому что эта боль у нас на двоих. У нас все теперь
Наверное…
Она выдыхается на десятом ударе. Уже без слез. В глазах пустота. А на губах циничная улыбка.
— Спасибо за этот урок, мой любимый опекун. Это был весьма полезный опыт.
Мне мало. Мне мало ее. Хочется слез. Хочется крика. Хочется, чтобы продолжала бить. Чтобы накинулась на меня сама, тогда я точно не остановлюсь. Сдохнуть хочется.
Она уже отворачивается, а я не почти срываюсь. Здоровой рукой хватаю ее за всклокоченные ночной ездой волосы и разворачиваю к себе. Тону в пустом взгляде и вгрызаюсь в алые от слез губы. Последний раз. Желаю еще раз ощутить ее боль.
Целую жадно, голодно, вспоминая каждый раз, когда вторгался в горячее, такое гостеприимное нутро.
Не могу остановиться, ещё немного и на ней не останется одежды, и плевать на все. Но она заканчивает первой. Новой пощечиной, которая отдается звоном в ушах вместе с ее стоном.
— Я рад, что был у тебя первым любовником.
— А я рада, что никогда не станешь последним. Всего плохого…
Она уходит, с гордо поднятой головой, но уходит, а я ещё долго смотрю туда, куда она завернула. Бежать хочется за ней. Но нельзя. Надо отпустить.
Ощущение, будто помоями облили. Вроде хотел, как лучше. Хотел счастья для нее, но мысль, что вот так же ее будет целовать кто-то другой, просто уничтожает, разбивает на сотни молекул, которые разлетаются по полу.
— Доволен? — спрашивает Герман, а я отмахиваюсь, в жопу его посылаю, возвращаюсь к своей выпивке.
Напиться и окунуться в мечты. Где я буду первым, вторым. Лучшим. Единственным.
Глава 44. Алла
Говорят, время лечит. Нагло врут. Оно лишь штопает те раны, что наносят обстоятельства. Но чаще люди. А мне все чаще Тамерлан.
Ублюдок растоптавший меня до основания, уничтоживший, чтобы как птица феникс возродилась вновь.
Выйдя в тут ночь на улицу и сев на байк, первой мыслью было разбиться. Просто разогнаться, врезаться в столб, и пусть бы этот урод захлебнулся в чувстве вины.
Но я сразу отказалась от этой мысли, наверное, потому что не позволю больше никому влиять на свою жизнь. Хватит!
Пора самой быть в ней хозяйкой.
Именно поэтому, вернувшись домой, я просто собрала все свои вещи, оставив самое необходимое, и отнесла в детский дом, в которым мы познакомились с Леной. К черту прошлую жизнь!
Я бы и сняла себе квартиру, но меньше всего мне хочется общаться с отцом и что-то у него просить. Возможно, позже.
Он пытался со мной поговорить, наладить отношения, а я не хотела.
Ничего больше не хотела. Особенно разговаривать.
Слово «нет» стало привычным в моем обиходе. Тем более, если ко мне приближались
Жизнь сука постепенно вернулась в привычный ритм. Вернее, и не такой привычный. Решила взяться за учебу, которая вскоре стала отнимать все время. Про клубы, где раньше зависала, даже не думала. Мне нужно было что-то, что бы отвлекало.
Сначала это был универ.
Я смогла погрузиться в учебу и не думать о том, что меня бросил любимый человек.
Почти не думать.
Но мысли они же как паразиты пробирались в голову даже в самые загруженные дни… Даже когда без сил падала на новую кровать черного цвета, когда смотрела на самые простые белые шторы. Не хотелось даже любимые сериалы смотреть.
Отец волновался сильно, я понимаю. Но весь наш диалог сводился к одному и тому же...
— Как ты?
— Солдат жить будет...
Именно так я себя ощущала.
Заведенным солдатиком, который изо дня в день выполняет простейшие действия. Уже заученные до автоматизма.
Но спустя два месяца, когда и это не стало помогать, я устроилась ночной медсестрой в больницу.
Пришлось использовать связи отца. Он, конечно, не очень был рад такому моему решению, но я и слушать не стала его возражения. Он меня обманул, вновь все решил за меня, чуть ли не отдав дочь за своего друга насильно. И что, что я этого так сильно хотела. Это уже не важно. Важно то, что Там… Даже имя это произносить не хочу… от меня отказался при удобном случае.
Растоптал все то светлое, что могло между нами родиться...
Слышать слова о том, что я ему не нужна, было отвратительно, особенного после того, что происходило с нами в хижине. После тех умопомрачительных дней, когда мы купались в любви и желании, когда сходили с ума, разбивались о скалы чувственности, сгорали в пламени страсти. А он все просрал...
Было больно. Ужасно. Как будто внутренности свернули тряпкой, выжали досуха, не оставив даже капли надежды на ХЭ.
Иногда я даже радовалась, что его все заклеймили, что он не сможет появиться в приличном обществе, что каждый будет знать, что он совершил... Помнить, как о цареубийце Ланистере* А иногда хотелось закричать каждому, кто болтал об этом. Это все я! Я виновата! Он защищал меня!
А на деле, лишь нашел способ избавиться...
Даже спустя время я продолжала рыдать в подушку. Иногда я пропускала учебу, скатилась.
Если бы не мой препод Григорий, который позвонил и хорошенько меня встряхнул, то я бы продолжала падать в бездну отчаянья.
День за днём я пыталась прийти в себя. Уговаривала вставать по утрам, вечером уговаривала себя не думать о НЕМ.
Получалось?
Нет.
Пришла зима. Мерзкая такая, без снега...
Ничего не хотелось, ничего не менялось. Только в груди продолжало словно резать тупым ножом, а сны до краев заполнены воспоминаниями. Поэтому я стала ненавидеть спать... там всегда появлялся он. По пояс голый, с топором в руке и шальной ухмылкой, благодаря который я понимала, скоро будут таким же темпом рубить мое тело... Удар за ударом, когда член на полной скорости таранит нутро, а тебе только и остается что подчиняться его власти и выкрикивать любимое имя...