Сексуальная жизнь Катрин М. (сборник романов)
Шрифт:
— Да, — тусклым голосом сказал он.
— Когда это случилось?
Пол решил один раз все ей рассказать, чтобы впредь не возвращаться к этой теме ни при каких обстоятельствах.
— Точно не знаю, — начал он, — я работал в ночную смену. Последний постоялец вернулся около часа. Я запер дверь и…
Он закрыл глаза и снова увидел эту картину: маленькая комната залита невероятным количеством крови, осевшая в ванне Роза, неприступная и суровая даже в своей кровавой смерти. Он не смог пройти дальше кровати — не потому, что зрелище оказалось ему не по силам, а из-за страха: он боялся бритвы — того,
— Она покончила с собой вечером, — сказал он и поставил точку.
— А дальше?
Она повторяла как эхо; Пол понимал — на любые его слова обязательно последует новый вопрос.
— Я же вам говорил, — ответил он, вдруг теряя терпение. — Когда я ее нашел, то вызвал «скорую помощь».
Пол вышел в коридор, не дожидаясь, пока она заведется снова. Прямо напротив находилась та самая комната, ему показалось, что в ванне льется вода. Он прижался ухом к шершавой деревянной двери. Матушка начала распаковывать саквояж; до нее не дошло, что его нет рядом.
— После твоего звонка, — сказала она, — мы просидели всю ночь, говорили о тебе и о Розе.
Уж не оставила ли горничная кран открытым, подумал Пол. Вполне могла — назло или из опасения, как бы кровь не задержалась в стоке. Горничная была очень суеверной. Интересно, все ли она еще в комнате?
Он вернулся в комнату Матушки. Та аккуратно раскладывала на постели свои вещи — туалетные принадлежности, фланелевую ночную рубашку, черное платье для похорон. Последнее она наградила одобрительным взглядом.
— Отец говорил шепотом, — продолжала она, — словно это случилось в нашем доме.
Она посмотрела на него с каким-то странным, как ему показалось, нелепым выражением.
— Где это произошло?
— В одном из номеров, — не без злости ответил Пол, произнеся слово chambre
[9]
так, будто речь шла о роскошном салоне. — Какое это имеет значение?
— Кто-нибудь знает, мучилась она или нет?
Разумеется, мучилась, иначе и быть не могло, подумал Пол. Но почему, почему?
— Спросите у врачей, — добавил он со злорадным удовольствием. — Они производят посмертное вскрытие.
От удивления она раскрыла рот. Посмертное вскрытие — это же всегда связано с преступлением и позором, такого нельзя допустить.
— Никакого вскрытия, — заявила она, сделав вид, будто это зависит от ее решения.
Больше Пол был не в состоянии выдержать. Он повернулся, пересек коридор, подошел к той самой комнате, потрогал ручку и резким движением распахнул дверь. В комнате никого не было, все прибрано, как до случившегося. Из крана в ванну хлестала вода, он подошел и завернул кран. Поглядел на чистую эмаль. Может быть, следовало привести сюда Матушку и показать, где наложила на себя руки ее дочь. Может быть, тогда бы она успокоилась. Пол крутанул кран до упора, но вовремя спохватился, что может сорвать резьбу. Такая безликая комната; вероятно, поэтому Роза ее и выбрала.
В комнате напротив Матушка начала развязывать пачки открыток и конвертов — все с траурной каймой, предназначенные исключительно для извещения о смерти. Матушка сохранила их от похорон родственников, она гордилась своей предусмотрительностью и опытом в таких вопросах. Уж она-то проводит дочь в последний путь как положено: ничего не упустит. Ее немного беспокоил Пол. Она всегда побаивалась его, но одновременно признавала, что он настоящий мужик, не то что ее благоверный. В свое время ей казалось, что если кто-то способен совладать с Розой, так только мужчина его типа, поэтому она и благословила дочь на брак с этим перекатиполем, как назвал его ее муж.
Пол остановился в дверях и поглядел на набор открыток и конвертов. Матушка взяла открытку и стала ее любовно рассматривать.
— Я их дома держала, — сказала она, избегая смотреть Полу в глаза. — Мне и раньше доводилось хоронить. Теперь я все знаю про похороны. И комнату я украшу, везде расставлю цветочки.
Пол сжал кулаки. Он едва сдерживался.
— Открытки и родственники, — произнес он с горечью, — цветочки и платье для покойницы — все у вас в саквояже. Все-то вы предусмотрели, об одном забыли. Никаких священников не будет.
Это не приходило ей в голову, да и что за похороны без священника.
— Но церковь, — пробормотала она, — отпевание будет в церкви.
— Роза была неверующей.
Его слова эхом отдались в коридоре. Двери комнат приоткрылись — постояльцы начали прислушиваться к их разговору. Розино самоубийство наложило отпечаток на всю атмосферу в гостинице, многие постояльцы ходили на цыпочках то ли из страха перед смертью, то ли опасаясь причинить неудобство.
— Тут у нас ни одного верующего не сыщешь, — заорал он, чтобы все слышали.
— Не кричи, Пол, — попросила Матушка и опасливо попятилась, так что между ними оказалась кровать.
— Церкви не нужны самоубийцы! — проревел Пол.
Это было глупо, но все равно его переполняли боль и горечь. В какой-то миг он был готов задушить тещу собственными руками, но вместо этого повернулся к двери и обрушил на нее сначала удар одного кулака, потом другого, словно хотел вогнать ее в стену.
Дверь дрогнула на петлях, все в гостинице затаили дыхание.
— Ей дадут отпущение, — сказала Матушка и снова заплакала от отчаяния. — Я позабочусь. — Она присела на постель и закрыла лицо руками. — Знаешь, что сказал отец? — прорыдала она, не в силах утаить то, что казалось ей правдой: — «Моя доченька всегда была счастливой. Что же это с ней сделали? Почему она наложила на себя руки?»
Полу и самому хотелось заплакать, что-нибудь сделать, чтобы умерить боль. Но этого ему не было дано.
— Не знаю, — произнес он. — И никогда не узнаю.
Взяв себя в руки, он повернулся и поспешно вышел. Большинство постояльцев быстро захлопнули двери, постаравшись скрыть, что подслушивали, но несколько дверей остались чуть приоткрытыми. Затаившиеся в номерах постояльцы представлялись ему жалкими червями, Полу хотелось бросить им вызов, но он понимал, что вызов принят не будет: на это ни у одного из них не хватит смелости. Их жизни были так же бесцельны, как и его, и столь же презренны.