Сексуальный миф Третьего Рейха
Шрифт:
Для осуществления программы стерилизации при немецких судах создавались специальные заведения – «Суды наследственного здоровья» (ЕГГ). Нацизм, положивший в основу идеи, презиравшие права человека, взял на вооружение разработки Гуго де Фриа, Альфреда Плётца и другие поборников евгеники, которые жаждали провести проверку «уровня размножения» отдельного человека. В этих судах обрабатывались заявления, предоставляемые ночлежками для нищих, биржами труда, тюрьмами и союзами по борьбе алкоголизмом. В принципе с подобными заявлениями могли выступать и медики. Но врачи в большинстве случаев предпочитали не обращаться в ЕГГ. Дело было не в их гуманистических принципах или клятве Гиппократа. Все было проще, они боялись за свою практику – пройди слушок, что тот или иной врач направляет свои пациентов на стерилизацию, и к нему просто перестали бы ходить. После поступления в «Суд наследственного здоровья» заявления на определенную личность проводилось краткое дознание – опрашивались работодатели этого человека, его друзья, родственники, функционеры местной ячейки НСДАП. Сам суд
После принятия решения «наследственными судьями» осужденные доставлялись полицией в больницу. Тот, кто пытался скрыться и не являлся в «Суд наследственного здоровья», тут же объявлялся в имперский розыск. Пойманные упрямцы подвергались так называемому «шестинедельному курсу» в закрытых специальных учреждениях. Там проверялся диагноз «наследственных судей».
Только для 10 % женщин, стерилизованных в принудительном порядке, это вмешательство прошло без осложнений. Нацисты не делали исключений даже для детей, стерилизация которых в условиях еще несформировавшихся половых органов была очень рискованной. Нацистские врачи проводили операции без учета сложения, возраста, психической и физиологической конституции жертвы. Страх, потрясение, защитные реакции в условиях фактического отсутствия наркоза делали это насильственное вмешательство предельно опасным. Многие из жертв стерилизации умирали прямо на операционном столе. Причины смерти были самые различенные: нарушение работы сердца, остановка легких, закупорка сосудов. После операции многие кончали жизнь самоубийством, так как не могли перенести нанесенную им физическую и психологическую травму.
Нацистские властители цинично заявляли, что принудительная стерилизация вовсе не являлась каким-то наказанием, что она направлена только на соблюдение интересов немецкого народного сообщества и самого индивида, что стерилизация вовсе не являлась поводом для общественного презрения и не могла затрагивать честь и достоинство прошедших через эту программу.
Между тем, согласно закону, прошедшие через стерилизацию обязались сохранять молчание. Чувство унижения они должны были хранить в себе. О постигшем их физическом и психическом горе они не должны были никому говорить, даже близким людям. По большому счету, несколько десятков тысяч мужчин и женщин были просто искалечены. При этом осложнения у женщин возникали гораздо чаще, чем у мужчин. Согласно нюрнбергским расовым законам они не были «пригодны для брака», а потому не могли создавать семью. Под страхом уголовного наказания им запрещались отношения с расово полноценными мужчинами, которые могли воспроизводить арийских детей. Судьба этих женщин была трагичной, после принудительной стерилизации они с трудом находили работу. В основном они занимали малооплачиваемые должности. Им приходилось забыть о том, что они могли быть домохозяйками, женами, матерями – этот путь был для них навсегда закрыт. В то время, когда материнство считалось высшим женским идеалом, эти женщины были не просто изувечены, они были морально и психически изуродованы. Кроме того, стерилизованные мужчины могли в определенной мере продолжать свою сексуальную жизнь вне брака. Для женщин это было просто невозможно.
Однако как раз желание вступить в брак стало поводом для попадания в «Суды наследственного здоровья». Нацистское государство активно организовывало консультации по вопросам брака, где женихи и невесты просвещались относительно «наследственного здоровья расы». Но многие не хотели добровольно посещать эти консультации, а потому в 1936 году подобные проверки стали обязательными при заключении брака. Накануне свадьбы будущие молодожены получали вызов в отделы здравоохранения, которые проверяли, не находится ли эта пара и их родственники в картотеке «негативно отмеченных личностей». Если в медицинских учреждениях возникали сомнения, то жениха и невесту вызвали для исследования их способности воспроизводства потомства. При малейших подозрениях на наследственные отклонения им отказывалось в браке.
Примерно один – два раза в неделю в консультациях по вопросам брака назначались приемные часы. Затем врачи и санитары проводили обширное исследование, по итогам которого заседал так называемый «совет здорового брака». Этот «наследственный техосмотр» должен был гарантировать, что новое «супружеское сексуальное предприятие» будет работать на благо государства. Способность к размножению и сексуальная производительность являлись предпосылкой для исполнения супружеского долга. Здесь отбраковывались не только люди, неспособные произвести полноценное потомство, склонные к «извращениям», но и те, кто, по мнению нацистских экспертов, не мог воспитать детей, преданных гитлеровскому режиму. У мужчин дополнительно проверялись профессиональные
В нацистских консультациях мужчины и женщины рассматривались не как отдельные лица, а как члены семейного союза. Члены семьи регистрировались в «генеалогической таблице». Для этого необходимо было получить соответствующие справки в органах власти, больницах, местных группах НСДАП. Установленная «расовая ценность» людей заносилась в специальные картотеки. Из картотек консультационных пунктов с 1935 года формировались региональные картотеки специальных медицинских ведомств, которые, в свою очередь, объединялись в общеимперскую сеть по поиску «кандидатов на исправление».
Коричневые властители вовсе не предполагали, что врачи и медицинские попечители из консультационных пунктов действительно будут помогать молодым парам устраивать их личную жизнь. Напротив, консультационные пункты должны были выявлять тех, кто собирался вести «политически независимую» половую жизнь. Консультационные пункты превратились в первичное заведение по осуществлению человеческой селекции. Врач здесь превращался в вершителя судеб, решавшего дальнейшую судьбу молодой пары. В нацистском государстве врачи стали злоупотреблять доверительным отношением своих пациентов. В Третьем рейхе именно врачи стали выносить вердикт о допустимости связи между двумя молодыми людьми. Именно врачи стали первым инструментом, благодаря которому нацистам удалось проникнуть в самые интимные сферы жизни людей.
О половой жизни иностранцев, угнанных на работу в Германию, нацистское государство проявляло куда меньшую заботу. Несмотря на то, что стерилизация проводилась в соответствии с принятыми законами, вмешательство в человеческие отношения власти даже не пыталось прикрывать неким подобием «псевдоправового государства». Они опирались на авторитет человека в белом халате. Чтобы более эффективно эксплуатировать миллионы людей, угнанных из России, Польши, Голландии, Франции, Бельгии, нацистские врачи не одобряли беременности. Немецкой промышленности были нужны работники, а не ущербные с расовой точки зрения дети. Так что не приходилось говорить о какой-то защите материнства. Это было бы в высшей мере наивно. Нацисты делали все возможное, чтобы избежать беременности угнанных на принудительные работы женщин. Часто сама работа не способствовала деторождению. У многих от непосильного труда случались выкидыши. С 1943 аборты в среде угнанных работниц приняли такой невообразимый размах, что католическая церковь решилась на протест. Только в Нижней Саксонии аборты были сделаны у 25 % женщин. В Восточном Ганновере беременность была искусственно прервана у каждой третьей женщины. Все проводилось в ужасных условиях. Больницы отказывались принимать женщин, угнанных из других стран, мотивируя это тем, что все больничные койки были заняты немцами. Аборты делались прямо в бараках. Проводили их русские и польские врачи, которые также были доставлены на принудительные работы в Германию.
Если у русских, польских или французских женщин все-таки появлялись на свет дети, то их тут же арестовывали и вместе с детьми направляли в концентрационный лагерь. Это было равнозначно смертному приговору для новорожденного. В «детских концлагерях» матери же, как правило, не надолго переживали своих детей.
До 1933 года «Национал-социалистический союз немецких врачей» был одной из самых малозначимых организаций НСДАП. Он был создан достаточно поздно, не имел никакой ясной цели и до прихода Гитлера к власти всего лишь пытался выполнять функции коричневого профсоюза медицинских работников. Но после 1933 года его численность стала быстро расти. В него вливались все профессиональные медицинские объединения. В 1934 году он был готов унифицировать всю немецкую медицину. В то время в «Национал-социалистическом союзе немецких врачей» состоял почти каждый второй медик.
Большинство врачей даже не думали сопротивляться требованиям, которые предъявлял новый режим. Они беспрекословно участвовали не только в стерилизации 400 тысяч людей, но и усыплении почти 5 тысяч детей. Во время осуществления акции эвтаназии Т4 они убили более 70 тысяч стариков, инвалидов, людей с умственными и психическими отклонениями. Медицина лишила жизни всех, кого нацистский режим считал «жизненно неважными», «наследственно больными» и «низкокачественными».
Национал-социалистические врачи были инструментом, при помощи которого национал-социалистическое государство «устраняло нежелательную жизнь» и всячески содействовало защите ценной «генетической субстанции». В первые годы существования Третьего рейха нацистские бонзы еще не располагали полнотой научных данных, которые бы позволили им провести грань между «селекцией» и «упразднением». Однако в концентрационных лагерях поле для экспериментов было фактически неограниченным, там врачи получили возможность для проведения своих человеконенавистнических экспериментов. Нигде доступ к человеческим «морским свинкам» не был столь открытым, нигде в распоряжении врачей-изуверов не находилось так много подопытных, как в концентрационных лагерях.