Секта. Роман на запретную тему
Шрифт:
– Кэнди, – лицо Пэм пошло красными пятнами, а голос задрожал, – тебя никогда не интересовали мужчины. Тебя вообще ничего никогда не интересовало, кроме твоей гребаной карьеры и подружек, которые появлялись в твоей постели так же быстро, как затем оттуда вылетали. Я все понимаю, но поделать с собой ничего не могу, видимо, в России я подцепила заразу под названием «любовь к человеку». Мне ни с кем и никогда не было так хорошо, как с… – вместо того, чтобы произнести имя «Игорь» на свой манер, Пэм, железная Пэм, Пэм, которая не плакала с девятилетнего возраста, вдруг разрыдалась, словно у нее украли сумочку на окраине Багдада, а вокруг сплошь одни туземцы
– Ты нет, но как же твой… Я ведь понимаю, о ком идет речь, – Райс выпила глоток воды, – ты можешь подставить нашего русского друга, и окажется, что все наши труды пойдут насмарку.
– Я ручаюсь, что этого не произойдет, – Пэм, не доставая платка, по-детски вытерла слезы ладонью. – Мне сорок с чертом лет, и я хочу увидеть единственного человека, про которого я могу сказать, что это мой особенный человек. Не желая ему проблем, я сделаю все красиво, тем более что я знаю, как потеряться в Москве. Это сделать проще, чем кажется.
Пантера фыркнула:
– Видимо, ты и впрямь больна, и, думаю, безнадежно. Лети. В самолете подумаем, как тебе лучше будет незаметно смыться из посольства, – поглядев на подругу, Райс крепко выругалась. Она выросла в большом бизнесе и любила забористые словечки.
…Игорь присутствовал на всех международных встречах в качестве «наблюдателя за параллельным эфиром». Этот титул он выдумал себе сам, и никто не был против, так как все равно никто ничего об этом самом эфире не слышал. Хотели было придать Игорю подкрепление в виде какого-то бородатого чудака, не то астролога, не то еще кого-то, но Игорь, взглянув на бородача, увидел, что тот обыкновенное трепло и шарлатан, а признав в этом дураке исключительного проходимца, разозлился и отправил псевдоколлегу восвояси с пожеланиями заняться чем угодно, только прекратить дурачить занятым людям голову. Бородач его словам не внял, во всяком случае полностью, и до сей поры можно иногда лицезреть его на страницах прессы или на голубом экране, где он делает разные прогнозы относительно конца света и прочей ерунды. Впрочем, к счастью, всегда невпопад.
Перед встречей с делегацией, в состав которой входила Пэм, Игорь не спал почти целую неделю. Он почувствовал их скорую встречу, и это вызвало в его размеренной жизни эффект случайного появления крота в осином логове. Слепой крот, чей удел рыть носом землю, иногда заползает в свой же проход, который облюбовали земляные осы, и тогда у бедняги нет шансов спастись – его шкура испытает на себе силу сотни осиных жал. Что-то похожее чувствовал Игорь, думая о предстоящем. В Москву он собирался рассеянно и чувствовал, как жжет его ностальгия – самое неверное и рабское следствие былой любви, дающее, впрочем, надежду на новые отношения.
…В начале двухтысячного года Салима похоронила единственную дочь, причиной смерти которой стала передозировка героина. Смерть ребенка оказалась для Салимы непереносимой потерей, и на собрании российской ложи она заявила, что слагает с себя все регалии гроссмейстера, выходит из состава высших посвященных масонского братства и собирается тихо дожить свой век, ни с кем не общаясь, не ведя никакой публичной жизни и вообще не выходя из дома.
– Вы не можете лишить меня жизни, потому что жизнь моя и сейчас, и после моей смерти принадлежит Люциферу. Только ему решать, когда прийти за мной, чтобы взять в ад, – равнодушно произнесла растрепанная, поседевшая, с блуждающим взором воспаленных глаз Салима. Она напоминала ведьму из мифа, была воплощением самого отчаяния, и никто после этих слов не осмелился удерживать ее. Она покинула храм в Затихе, и лишь Игорь на правах хозяина места собраний проводил ее и помог забраться в кабину вертолета. Перед тем, как навсегда расстаться, Салима в упор посмотрела на Игоря, и он запомнил ее именно такой: превратившейся в старуху, сломленной, лишившейся веры, упавшей с вершины, словно камень, сброшенный ветром.
– Я заплатила свою цену, Дагон. Прорицаю тебе, что ты свою еще заплатишь.
– Ехидна не может кусать, когда у нее вырвали зубы, – дерзко глядя в безумные глаза, отчеканил Игорь. – У тебя нет права прорицать мне. У тебя вообще больше нет ничего. Так убирайся отсюда и оплакивай сломанную молодую яблоню – ты не увидела червя, который сгрыз ее корни. Ты не мать, ты нарушила основную заповедь сатанизма: «Не навреди детям», а я решусь добавить к этому – «в особенности своим». Ты всегда толковала Люцифа как зло, которое возвышает тебя и таких тварей, как ты, над толпой, но ты так и не поняла, что злом никогда и ничего не добиться. Поэтому ты действительно заплатила по счету Харона в первый раз: он отвез на тот берег твою дочь, уходи же и молись, чтобы он приплыл за тобой поскорей и мучения твои были короткими.
И Салима вдруг почувствовала, как сила, которая наполняла ее все это время, ее внутренний огонь, и днем и ночью бушевавший под сердцем так, словно она была беременна этим пламенем адского духа, вдруг разом покинул ее. Точно живущий в ней демон Трикстер вышел вон, пожрав всю ее душу, и оставил лишь каплю для поддержания тела на самом дне сосуда, именуемого человеком. Вертолет принес в Москву живой труп, и с тех пор никто больше не видел ее и не знает, где она, Салима-всемогущая. Ее имя забыли так же быстро, как забывают о вчерашнем дне.
…Сушко был единогласно избран новым «Великим Мастером, Кадошем и гроссмейстером досточтимых рыцарей Мальтийских», но целиком насладиться совокупностью своего мирского поста министра энергетики и, если так можно выразиться, звания «духовного» ему чуть было не помешал новый президент, который в полном соответствии с опасениями Березуцкого оказался человеком умным и, что особенно важно, вдруг полюбился народу, за него проголосовавшему. Свое правление закадычный друг генерала Сеченова начал с того, что послушался генеральского дружеского совета:
– А не пнуть бы нам этого (генерал Петя по своему обыкновению вставил забористое словечко собственного изобретения) финансового гения куда подальше? Пусть себе пахнет вдали от родных пенатов, уж больно он мерзок, честное слово.
– А как же? – в тон ему ответил новый президент. – Натурально, пнуть. Только пусть вначале занесет. Ты, Петро, давай-ка, заведи отчетную ведомость и в нее всех богатеньких, которые покамест народными благами пользуются, – на карандаш. И отмечай, кто, когда и сколько должен, а то за ними глаз да глаз нужен. Не прижмешь сейчас, потом поздно будет. Всю страну по кусочкам растащат, в депозитные ячейки запрут, не вернешь потом, хоть напалмом их жги.