Секта
Шрифт:
— И как успехи? — заинтересовался Морозов.
— Работаем, — неопределенно пожав плечами, ответил врач. — Надеемся. Скажу честно, проблема архисерьезная. С появлением на рынке синтетических препаратов она окончательно вышла из-под контроля. Чего вы хотите, когда в одном грамме «Белого китайца» десять тысяч доз. Кошмар!
— Сектанты всякие случайно не попадали? — почти по наитию спросил Морозов.
— С этими труднее всего, — улыбчивый доктор
— А если сектант одновременно является и наркоманом? Бывают такие случаи?
— Чего только в жизни не бывает! Все возможно.
— С такими не сталкивались?
— Нет, — односложно ответил Каренов и с озабоченным видом принялся перебирать бумажки.
— Я почему спрашиваю, доктор, — исподволь подготовив атаку, Морозов выбросил козырного туза. — Дело в том, что жену Калистратова нашли мертвой: убита ножом в сердце.
— Не может быть! — Каренов заметно побледнел.
— Вот, полюбуйтесь, — Морозов веером разложил по столу фотографии.
— Какой ужас!
— Обратите внимание, — склонившись над снимком, Морозов очертил ногтем место, отмеченное стрелкой, — у нее удалена печень.
— Господи! — простонал врач. — Неужели Калистратов — «Печенкин»?!
— Пока утверждать нет достаточных оснований, но дело, как видите, серьезное.
— Чем я могу помочь? — Каренов снял шапочку, обнажив загорелый кружок лысины, и отер вспотевший лоб.
— Сходный почерк зафиксирован в четырех случаях, — Морозов собрал фотографии в пакет, откуда извлек несколько новых. — Пока, — добавил многозначительно. — И по крайней мере в двух мы имеем дело с явными наркоманками, принадлежавшими к какой-то секте или же банде. Вам не встречалась похожая наколка?
Не отрывая взгляда от зеленых драконов, несущих на хребте пламенеющих дьяволиц, Каренов молча покачал головой.
— Значит, не встречалась, — разочарованно протянул Морозов.
— Первый раз вижу.
— Как вам кажется, кто он, этот «Печенкин»: сексуальный маньяк, шизофреник?
— Трудно сказать… Может, охотник за трансплантантом?!
— Думали уже, думали… Печень наркомана — не лучший подарок. Или все-таки могли всучить?
— Всучить-то могли, но при первом же биохимическом анализе обнаружится, что товар с гнильцой… Впрочем, это уже их дело. Я бы на вашем месте ничего не стал исключать: ни маньяка, ни пересадку органов.
— И Калистратова — «Печенкина»? Способен он на такое?
— Я уже ни за что не берусь поручиться, — обреченно махнул рукой Каренов. — Грань между нормой и патологией сейчас настолько размыта, что любой из нас может угодить на больничную койку. Когда у людей кольцо тревоги охвачено постоянным возбуждением, приходится думать уже не об отдельном пациенте, а обо всем обществе.
— Кольцо тревоги? Это вы метко сказали. Теперь, когда у России не стало надежных границ…
— Не о границах разговор, — Каренов тоскливо поморщился. — Есть такая зона в мозгу — «кольцо тревоги», но и вы, конечно, правы, насчет границ… Пылающее кольцо безумия.
— Историю болезни мы у вас на время позаимствуем, с возвратом, — сказал Морозов.
ВЕЛЛА КОЛОР КРИМ — ЦВЕТ ЛЮБВИ
Глава тринадцатая Гнездышко
— Твой диван — настоящая ловушка, — зевая, сказала Лора, взглянув на часы. — Давай подымайся, а то мы опять никуда не выберемся.
— Вот уж горе, так горе! — Саня рывком сдернул покрывавшую их простыню.
— Не смей!
— Почему?
— Ты знаешь, чем это кончается.
— Мне ли не знать?
— Бесстыжий! — она засмеялась.
— Сварить кофе? — он притянул ее к себе, жадно вдохнув головокружительный запах волос.
— Отстань! Я на черта похожа.
— Яйца всмятку, мадам? Ветчина?
— Я сама приготовлю, — она зябко поежилась, не сдвинувшись с места. — Мы спали при открытом балконе?
— И это спасло нам жизнь.
— Опять жара?
— Опять.
— Помнишь, какое пекло стояло в Пирее? — закинув руку за голову, она глянула на него краем глаза.
— Мне ли забыть! — При мысли о том, как он влез в ее каюту через иллюминатор, у Сани задрожал подбородок.
— Смеешься, мерзавец? Тебе легко смеяться над бедной женщиной. Ты будешь вставать?
— И куда мы пойдем?
— Давай сегодня пообедаем в ресторане.
— Давай, — не слишком охотно согласился он.
— Тебе не хочется?
— Не то, чтобы не хочется, но лучше, чем здесь вдвоем, нам не будет нигде.
— Я бы пробежалась по магазинам, потом могли бы сходить в кино… Сто лет не была!
— Какое теперь кино? Сплошная лабуда. Смотреть нечего. А целоваться намного приятнее на диване. Главное, удобнее, в случае чего.
— Какой же ты неисправимый циник!
— Я не циник.
— Кто же ты тогда?