Сектант
Шрифт:
Огэпэушник оказался не таинственным и вполне знакомым, тем самым, что уже опрашивал Сергея после нападения беляков. И интересовала его не личность Сергея, а его участие в ночной перестрелке.
Сергей все рассказал, как его спутали с агентом, как он сумел сбежать, как потом столкнулся с капитаном. Огэпэушник все записал и откланялся. На пороге обернулся:
– С нашим агентом, говоришь? Х-хе… Ты, если будет желание, приходи к нам. Нам лихие ребята с головой нужны.
– Товарищ…
– Еншин.
– Товарищ Еншин, а кто был агентом ОГПУ? С кем меня спутали? Если это
Товарищ Еншин усмехнулся:
– Да не секрет. Не было у нас агентов в Загорках. У нас людей не хватает. До свидания.
Повернулся и вышел.
Почему здесь молодые на таких ответственных должностях?
– Ну цто, Сярежа. – Председатель поставил на стол бутылку водки и стакан. Налил до краев. – Пей.
– Я…
– Пей.
Сергей взял стакан, вздохнул и медленно выпил. Жидкость обожгла рот, пищевод и желудок… И испарилась. Сергей даже не почувствовал опьянения, водка мгновенно была сожжена адреналином, все еще кипящим в крови.
– После боя – первое дело, – одобрительно кивнул Паша Поводень. Не такой уж и страшный. По сравнению, скажем, с капитаном Жданом. Все познается в сравнении.
Сергей взял с миски ломтик – плейстерок, как говорили местные – сала, забросил в рот, опустился на табурет, повернулся… Замер.
Рядом с ним, прислоненный к столу, стоял…
Автомат Калашникова?
Хотя нет…
Или он?
Вообще-то, на самом деле, если как следует посмотреть, то автомат был на «калашникова» не очень похож. Деревянный приклад, нет трубки над стволом, мушка не такая высокая. Сам корпус деревянный или, наверное, обложен деревом, такая же рукоять, как у винтовки, перед изогнутым магазином. По сути, больше всего этот автомат напоминал укороченную и утолщенную винтовку, в которую вставили широкий изогнутый магазин. Наверное, не «калашников».
Или все-таки он?
После песен «Гражданской обороны» и молодежного жаргона Сергей не удивился бы.
В принципе, автомат выглядел именно так, как и должен был бы выглядеть «калашников» в двадцатые годы. Постойте, а сколько сейчас Калашникову лет?
Сергей подумал. Оружейник по телевизору выглядел так, как будто ему уже лет сто. То есть сейчас, в двадцать пятом, ему… пятнадцать лет. Нет, навряд ли это его автомат. Даже если предположить, что Калашникову в 2010 было сто десять лет – хотя люди столько не живут – и сейчас он ровесник Сергея, то все равно ему двадцать пять. В таком возрасте автоматы не изобретают…
Хотя, может, Калашников в этой реальности родился раньше?
Кстати. Тут Сергей вспомнил, как говорили о том, что Калашников свой автомат не сам придумал, а скопировал у немцев. Может, это тоже какая-то иностранная конструкция.
– Паш, – спросил Сергей у председателя, – а откуда у тебя… это?
Он указал на автомат.
– Так когда я воявал в восямнадцатом на юге, с дроздовцами, в бою у беляков захватили. Снацала приглянулась, необыцная штука, потом попробовал стрялять – разонравилась: сложная, патроны цастенько заядают, тяжелая. А потом приноровился – ницего… Жаль только, цто патроны уже концились, а где такие найти – ня знаю…
Паша-председатель крутанул на столе патрон. Сергей взял валявшийся рядом второй, посмотрел.
Чуть меньше винтовочного, чуть больше автоматного. Этакий промежуточный. Сергей вспомнил, как выглядели патроны, которые им показывал на уроке ОБЖ учитель – бывший вояка. Гранату давал посмотреть, черную, ребристую, настоящую лимонку, еще пугал, что может взорваться. Даже один раз принес магазин от «калаша» и разрешил разрядить-зарядить.
– Паш, а винтовка эта немецкая?
– Поцему немецкая? – обиделся товарищ Поводень. – Наша, русская. Яё ясцо при царе какой-то офицер придумал…
– Калашников? – вырвалось у Сергея.
– Ня помню. Может, и Калашников…
Сергей недоверчиво посмотрел на автомат. Правда, что ли, вариант АК двадцатых годов?
А он еще думал предложить чертежи автомата. Зачем чертежи, если в этом мире автоматы еще при царе придумали. Под промежуточный патрон.
– Отдам я, пожалуй, свое ружье в музей, – мечтательно произнес Паша. – А цто? Будет и у нас в Загорках свой собственный, поцему нет? Дети будут приходить, смотреть, с цем их отцы от беляков отбивались…
Будет, будет здесь свой музей… Может, энтузиаст Паша его и создаст. Вот и проблема твоя разрешится, Сергей Аркадьевич, нужно будет только подождать до сорокового года, пока местный крестьянин откопает артефакт…
– Ну ты, Сярежа, приходи через нядельку. Процитаю я над тобой заговор от пуль, от всяго. На Андрея Наливу. Запомнил? На Наливу.
Алена по своему обыкновению поглаживала Сергея по груди.
Синяки и побои прошли, беляки были разгромлены. Разве что нога изредка стреляла болью. Причин задерживаться в Загорках больше не было. У Сергея появились мысли отправиться в город, но ленивая натура пока еще брала верх.
Поработаю пока у Никитича, там посмотрим…
Недавно похоронили Данилу. Над гробом рыдали женщины, и даже мужики, не скрываясь, смахивали слезу. Сам Сергей, на что уж наше время не приветствует мужские слезы, и то чувствовал, как они наворачиваются на глаза, предательские капли.
В ночь нападения отряда капитана Ждана несколько беляков ворвались в комнатку Данилы. Он жил прямо в волисполкоме. Уж понять, что точно произошло, сложно, но, судя по всему, пара беляков заключила, что безногий и безобидный – синонимы (если они, конечно, знали второе слово), и, решив поиздеваться над Данилой, подошли слишком близко. На расстояние вытянутых рук.
Одному Данила проломил висок кулаком, в секунду даже не задушил, сломал шеи еще двоим и уже схватил было трофейную винтовку, как его застрелили.
Сергей поморщился, чувствуя опять пощипывание в глазах, и погладил по голове Алену.
– Добрый день.
В калитке стоял Вацетис.
Алена мгновенно ощетинилась. Сергей попытался было улыбнуться – все-таки латыш спас ему жизнь, но улыбка искривила губы и пропала. Не вызывал этот человек симпатии все равно.
Вацетис, не улыбаясь вовсе, прошел в калитку, за ним во двор проникли еще два человека – молодые парни. В белых рубахах с расстегнутыми воротами, в белых кепках. Такие же неулыбчивые.