Секториум
Шрифт:
Самое главное я поняла в дороге. Я поняла, что обязательно должна вернуться, чего бы это не стоило. Я знала, во имя чего! Я поклялась, что сделаю это, даже если мне придется дойти до края Вселенной. Я вернусь для того, чтобы выполнить главную миссию своей жизни, закончить то, что не доделали моджахеды. Убить Мишкина! Удушить! Закопать! И на этом мой долг перед человечеством будет исполнен.
Глава 19. МЫ, ДЕТИ ГАЛАКТИКИ
Хартия встретила меня пустым космопортом, безлюдными вестибюлями и единственным лифтом,
Мы обнялись, как в дрянном сериале. Юстин обронил скупую мужскую слезу, присел на опору и закурил.
— Если ты перестанешь сюда таскаться, подохну! Так и знай! — заявил он. — Работы — хрен! Лава притухла. Циркачи расползлись, мать их… Скоро на них, говнюков, за так пахать…
— Отдохни, это ненадолго.
— Вы же меняете проект! Хартия не нужна! Зачем тады я?
— Ничего не меняется. Во всяком случае, до конца моей командировки. Знаешь, куда меня откомандировали? — Юстин кивнул. — То-то же! Зря ты раскис. Именно здесь и сейчас ты нужен больше, чем когда-либо. Мне нужен.
Юстин вынул изо рта папиросу и сплюнул.
— Храбрая ты баба, — сказал он.
— За это мне платят.
— Кто платит, а кто плачет. Схватит он тебя… Схватит и капец! Он уж изождалси, истомилси, так и толчется вокруг, так и топчется. Он уж и меня пасет… Право слово, нашла девка приключение. Те чо, человечьих мужиков мало?
Я присела на коробку с гостинцами.
— Не пугай, Юстин. Не такая уж я храбрая баба. Могу ведь и деру дать.
— Загружайся, — неожиданно сказал он, вскочил и выхватил из-под меня коробку. Я огляделась по сторонам, не спугнул ли кто моего товарища? — Давай ё… лезай, кому говорю!
— Подожди! Дай в себя прийти!
Юстин уже пихал в «кишку» багажную коробку.
— Полезай живо, — командовал он.
В салоне я первым делом поздоровалась с Мариванной, сидящей у люка с неприлично расставленными ногами. На Мариванне был лифчик кустарной работы из того же полиэтилена, что обувь Юстина, старые брюки с армейским ремнем и заплатой на интимном месте. Тугая коса Мариванны была выложена на бюст. Вокруг нее царил покой и порядок. Ее присутствие заставило хозяина выбросить из машины хлам. Теперь здесь можно было разместить пару кресел или раскладушку. Я чувствовала себя третьей лишней, но Мариванна вела себя сдержанно. Она не возмутилась даже тогда, когда ее супруг закурил в закрытом пространстве для экономии никотина.
— Как семейная жизнь? — бестактно спросила я.
— Шик-модерн!
Действительно, супруга Юстина, кроме пышных форм, обладала одной бесспорной добродетелью, необходимой для хартианского бытия: неисчерпаемым запасом терпения.
— Здесь еще один подарок от Миши, — вспомнила я и достала из кармана плеер, — самый подлый, на который он только способен. Пусть пока у тебя полежит. Запрячь подальше…
Юстин немедленно надел наушники, щелкнуть кнопкой и замер.
— О, Лещенко! — узнал он. — Ну… Точно, Лещенко! Здорово, блин, поет! Скажи?.. Я хренею, как поет…
— Там еще «Земля в иллюминаторе». Ты видел когда-нибудь Землю в иллюминаторе?
— Тсс… — Юстин зажмурился, и я пожалела, что не выбросила кассету в дороге. Его ностальгическая нирвана тянулась до последнего аккорда. Затем последовала перемотка.
— Давно хочу спросить тебя, Юстин, но не знаю, удобно ли?..
— Валяй, — ответил разомлевший почитатель советской эстрады, не выпуская из рук плеер.
Он старался понять происхождение устройства. Во времена земной жизни Юстина кассетники были громоздкими и только входили в обиход.
— Как ты загремел сюда, голубчик?
— Дык, я ж… — растерялся Юстин. — Ты чо, не знала?
— Представь себе…
— Я ж из авиации комиссовался. Ну… Туда-сюда, таксистом работал, в депо работал…
— Погоди, в том же депо, что Володя?
— Дык, Вован — кореш мой!
— И что?..
— Да, ничо… — он сплюнул в открытый люк на присыпанные сажей плиты. — Я ж после училища служил… это самое… Меня ж из части отпускать не хотели. Ты, говорили, лечись… и все такое. А я, блин, дурак! Мне ж летать надо! Я ж в школе начал прыгать с парашютом… Я ж за руль пацаном сел… Как батьке дали самосвал, так и сел… В смысле, за руль. Батька пил — я работал, а вечерами на аэродром бегал. Я ж знаю технику, мать ее…
— И что?.. Почему же тебя выслали, такого вундеркинда?
— Да… — махнул рукой Юстин. — Забухали мы с Вовчиком по черному.
— Вот еще! Если б шеф депортировал всех, кто забухал с Вовчиком, весь космос ругался бы матом.
— Да ну… Я ж тады бы сел по 167-ой, за порчу… в особо крупных… По полной катушке. Вот так-то! Вовчик сказал: ну, ты либо садись, либо я тя пристрою на такой транспорт… — сказав это, Юстин выдержал паузу. — Туда, где тя никто не знает, — добавил он. — И без капли пойла.
— И ты догадался куда?
— Не… Я ж не дурак, чтоб поверить. Чтоб у мужиков в гараже не нашлось… Ну, я, блин, взял и согласился. От, жизнь моя, дырявое корыто! Уже б отсидел!
— Вернуться не хочешь?
Мой вопрос насторожил собеседника. Он отложил плеер и совершил последнюю затяжку в раздумье, не привезла ли я ему заманчивых предложений?
— Может, на Земле тебя все забыли? Ты бы мог начать снова жить по-человечески.
— Чо я там нах… забыл? Я ж пилот… А там я чо? Кто меня пустит?.. Здесь житуха, конечно, ни бог весть, но хотя бы без ментов, а там я и за «баранку» не сяду. Не…
— Юстин, ты же был летчиком! Это же уму непостижимо! Истребителем управлять, наверно, труднее, чем «тарелкой»? А у меня сложилось впечатление, что тебя вынули из-под колхозного трактора.
— Ну, даешь! Трактор что ли не машина? Тоже вещь! Попроще «Сушки», конечно, но я бы поглядел, как эти уроды двинут с места тягач! — он указал в сторону космопорта, намекая на пилотов, спускающих с орбиты челноки. — А-ну, погодь! — он подобрал «кишку», включил на фюзеляже мигающий фонарь и свесился вниз. — О! Чо я говорил! Пасевич, гадюкин сын. — Он едва сдержался от матов. — А как хорошо сидели…