Селфи на мосту

Даннис Харлампий

Впредь он жестко экономит деньги. Его единственные затраты – это кофе, крупа, телефонная связь и карточка метрополитена. Употреблять алкоголь он боится – все-таки припадки сократились в разы, спустя какое-то время трезвой жизни. Последнее падение было на той злосчастной лестнице с дверью в руках. Несколько месяцев прошло с тех пор. Таблетки как-никак тоже оказывают действие – о чудо фармакопеи! Но кошелек все равно пустеет, наверное, такова сущность любого кошелька. И ничего тут ни поделаешь, если, конечно, нет на счету в банке приличного вклада.

Идя по

улице, Макс прикидывает, сколько он тратит каждый день, после чего прямо на ходу подсчитывает остатки, выгребая из портмоне даже мелочь. А в одном из кармашков он обнаруживает тест на беременность с синей полоской, а рядом еле заметная вторая. В один момент он сбавляет шаг и крутит безделушку в руке, но потом решает выбросить ее в урну. Выпрямив уголки купюр и сложив в стопку по убыванию, он прячет кошелек во внутренний карман куртки. Несколько минут Макс идет в глубокой задумчивости: ему вдруг вспомнились картинки славной жизни в маленькой квартирке, уютные вечера вдвоем с Анной. Он будто перенесся в то время, когда они смотрели перед сном семейную комедию, жевали ириски и пили зеленый чай.

– Котик, погладь меня тут, – говорила Анна, прикладывая его руку к своему животу. Я хочу, чтобы ты тоже почувствовал, как растет там наш ребенок.

– Но ведь ты еще на первом месяце, – отвечал Макс, прижимаясь к жене и целуя совсем плоский животик.

– Ну и что. Пусть малыш привыкает к отцовской заботе. Ты ведь будешь хорошим папой? Я знаю, ты будешь самым лучшим папой на свете.

А потом Макс вспоминает ребенка, слабого, борющегося за выживание, с коротенькой ножкой и глазками, залепленными пластырем. По щекам его текут слезы, губы он сжимает зубами, и ему хочется кричать. Но вернуть время нельзя – в этом даже Бог бессилен.

Макс резко разворачивается и быстро шагает обратно. Выгребая из урны холодный мусор, он находит дорогую для себя вещь и кладет обратно в секретный кармашек портмоне. Так будет лучше.

Невзирая на прохожих, Макс продолжает лить слезы, а ветер сдувает их к воротнику, охлаждая лицо.

Позже, немного успокоившись, он замечает впереди какого-то человека – тот идет вприпрыжку, держа на плечах маленькую девочку, и детский смех заполняет сквер звонкой мелодией. Макс еще долго будет слышать этот смех, пытаясь заснуть в своих четырех стенах.

* * *

Имея крышу над головой, за которую не надо каждый месяц платить, Макс больше не терзается страхами перед завтрашним днем. Теперь он рассуждает спокойно, с трезвой головой. Действительно, нужно искать работу, где приступы не будут подвергать его серьёзной опасности. И Макс находит такую работу, не сразу, конечно, но в конечном счете берет в руки лопату и становится дорожным работником. Вот же ирония судьбы: раньше дорожные работники нанимались к нему, а теперь все наоборот. Прав был тот поэт, сказавший, что весь мир театр: неудачный актер, что плохо справился с культовой ролью, по велению всемогущего режиссера переходит на задний план – в массовку.

Устроившись на новую

работу, Макс вкалывает физически по тринадцать или четырнадцать часов в сутки, даже больше чем на предыдущей. С раннего утра он орудует лопатой, наряду с такими же работягами, а домой возвращается уже затемно. И времени на личную жизнь у него почти не остается, ведь нужно выспаться, чтобы осилить завтрашний день. Поэтому Макс быстро принимает душ, перекусывает и сразу же ложится спать. Бороться с бессонницей больше не приходится. Утро же начинается так неожиданно, будто он и не спал вовсе. И так шесть дней в неделю. Макс даже не знает, как провести единственный воскресный выходной, чтобы почувствовать себя человеком, ведь впереди очередная рабская неделя. И еще ему не дает покоя тот факт, что он тупо продает свое время, причем очень дешево.

Проработав среди потных ребят три долгие недели, Макс недоумевает:

– Неужели я стал рабочим – простым трудягой? – спрашивает он себя. – Неужели я так и закончу – низшим звеном общества?

Но в ответ ему не приходит ни одна утешительная мысль. Никакого будущего, никакой перспективы вернуться в прежнее русло. Выбился из своего стада, как бедная овечка, и не знает, что делать. А в таком месте, где он теперь, не подают сладкого угощения на десерт, которым он когда-то объедался не чувствуя меры.

Ну да ладно, хватит аллегории. На обед компания выделяет: в отведенный час все рабочие ходят в ближайшую столовую и питаются. Среди них и Макс – стоит в очереди с подносом и удивляется, что большая часть работяг из его бригады не моет руки перед едой. Не может же быть, что они такие голодные и поэтому не думают о гигиене, ведь их пальцы так черны от грязи, что это вызывает отвращение у бедного бывшего интеллигента.

Еще больше его поражает то, как все сидят за столом: их манеры и поведение. Кругом чавкают, хлюпают и низко наклоняются к тарелкам, чуть ли не хлебая из них, как из мисок. Удивляет и их общение: даже за обедом они обсуждают технические моменты.

– Надо бы попросить у Саныча канистру солярки, – говорит один из ребят. – А то асфальт так прилипает к лопате, что руки отнимаются от лишней тяжести.

– Да-да, – подхватывает другой. – Моя лопата уже по швам трещит. А новые, я так понимаю, не собираются выдавать.

И от таких разговоров у Макса только портится аппетит. Он сразу вспоминает запах свежего, еще дымящегося асфальта, и ему кажется, что кусочки этой смеси плавают в супе. А столовская еда и так на один вкус, будто из бумаги вырезанная.

Но не только запах мазута подрывает обоняние бывшего обладателя голубых кровей. Еще он страдает от запаха пота, царящего повсюду, где находятся его соратники. Особенно остро это проявляется во время переодевания после трудового дня. И его до ужаса пугает, что скоро он сам станет промоутером подобного аромата.

Когда же заканчиваются процедуры переодевания и все расходятся, Макс слышит, как многие строят планы на остаток вечера: практически каждый ждет конца рабочего дня, чтобы пойти и быстрее выпить пиво.