Семь часов из жизни полковника Львовского
Шрифт:
– Сейчас бандгруппой вплотную занимается аэрокосмическая разведка, – продолжил представитель службы безопасности, – в течение часа мы должны получить их точные координаты и тогда…
– И тогда настанет ваш черед, – негромко, но твердо закончил за подчиненных Бондарь. Далее он говорил, обращаясь непосредственно к Львовскому: – в твоем распоряжении не более сорока минут. Набери команду из самых опытных бойцов – офицеров, контрактников и старослужащих. Молодежь не трогай – тут изюминка не в количестве, а в умении. Скоро стемнеет и, видимо, операция по освобождению пленных стартует ночью, поэтому заранее побеспокойся об оснащении: ночные прицелы, приборы; осветительные ракеты и тому подобное. Когда разведка предоставит координаты, тогда решим, каким способом вас забросить поближе к логову. Вертолетчики готовы, бэтээры тоже на парах… так что дело за малым. На этом все. Готовь, Эдуардыч, людей.
Повернувшись и немного ссутулившись, генерал зашагал в сторону штабной палатки.
– Ну, Алексей, не прощаемся, – бросил фээсбэшник, поднимая меховой воротник. – Пойду дожидаться вестей от разведчиков.
– Давай, Юра, действуй, – кивнул полковник и обернулся к своим офицерам: – Так, парни, задача ясна? Готовьте группу – в двадцать три сорок встречаемся здесь же…
3
В тот вечер штаб опергруппы впервые столкнулся с дерзкой и вероломной хитростью эмира Шахабова. Когда разведка сообщила приблизительные цифры координат банды, и двадцать лучших бойцов «Шторма» разместились в двух Ми-8, а их экипажи ждали разрешения на вылет, эмир неожиданно сам вышел на связь с Бондарем.
– Отставить начало операции! Плохи наши дела, – выдавил тот, после пятиминутного разговора с чеченским эмиром. Немного подумав, приказал: – Всем старшим офицерам собраться в штабной палатке.
Вскоре полтора десятка мужчин сгрудились на длинных лавках под брезентовой крышей и, тихо переговариваясь, нещадно дымили сигаретами. Бондарь задерживался…
Сидевший во втором ряду Львовский незаметно достал из кармана письмо и вновь повернул его к свету…
«…Да, я до сих пор тебя безумно люблю и вспоминаю каждую нашу встречу, каждую минуту, проведенную с тобой. Ты самый лучший, самый замечательный мужчина на свете! Не ошибусь, если скажу: никогда не была так счастлива!..
Не стану спорить, не стану опровергать твоих строк, написанных в последнем письме. За счастье действительно следует бороться; необходимо решаться, отваживаться на какие-то дерзкие ПОСТУПКИ. Ломать старую не совсем удавшуюся жизнь; пытаться строить новую…
Наверное, ты в чем-то прав.
Но прошу: пойми и меня…»
Офицеры дружно встали – в проеме появился генерал.
– Товарищи офицеры. Он предлагает обменять пленных солдат на одного из нас, – сразу огорошил генерал-майор, снимая форменную кепку с вышитым крабом над длинным козырьком и вытирая платком выступившую на лбу испарину. Поморщившись от густого дыма, хотел было что-то отпустить в адрес заядлых курильщиков, да махнув рукой, сам достал сигарету.
Присутствующих заявление обескуражило. Если командование примет условие – любой из них получит реальный шанс угодить в лапы Шахабова. С пленными же тот никогда не церемонился.
– А что последует в противном случае?.. – полюбопытствовал майор ФСБ.
– А то не знаешь?! Каждые тридцать минут расстрел двух человек. Кстати, пятеро из тринадцати солдат по его словам ранены. Двое – тяжело. Вот с них и пообещал начать. Итак, жду ваших предложений…
В течение четверти часа прозвучало несколько мнений, но все они сводились к одному – к молниеносной атаке и полному уничтожению отпетого негодяя. Кто-то настаивал на проведении точечной операции спецназовцами Львовского, кто-то ратовал за широкомасштабную акцию с бомбовыми ударами с воздуха, с применением артиллерии и даже тактических ракет.
– Товарищи офицеры, – устав от бесполезного сотрясания воздуха, подал голос, угрюмо молчавший Бондарь. – Какие, вашу мать, бомбовые налеты!? Какие армейские операции!? С минуты на минуту состоится повторная связь с эмиром, и если с нашей стороны не прозвучат конкретные предложения, считайте, что первых двух пленников уже нет в живых. Можно протянуть время, давая пустые обещания. Но если Шахабов догадается о подвохе – моментально расстреляет всех.
В палатке повисла тишина, и только древний круглый будильник, вероятно, прихваченный генералом из дома, выстукивал на столе свой негромкий, однообразный мотив. Никто не решался нарушить этой тишины, даже сам Бондарь. Инициатива стать добровольным заложником должна была исходить от них – сидящих в палатке офицеров. Приказать кому-то пойти на верную гибель он права не имел…
Все молчали, пока снаружи не послышалась какая-то возня.
– Товарищ генерал, – заглянул в палатку связист из отдела «Л», – Шахабов на линии!
– Уже?.. – в глазах пожилого вояки мелькнула растерянность, – что б ему провалиться!.. Давай.
Связист внес мощную переносную радиостанцию с усилительной приставкой-антенной – абонент, верно, находился далеко в горах. Командир соединения тяжело вздохнул, медленно поднес один из наушников к уху и, не решаясь вдавить кнопку «Передача» на микрофоне, в последний раз обвел взглядом присутствующих. Когда же, набрав воздуха в легкие, открыл рот, откуда-то из дальнего угла послышался голос:
– Моя кандидатура его устроит?
Все разом обернулись в поисках безрассудного смельчака.
– Чья кандидатура?! Как ваша фамилия? – опустив к груди микрофон, воспрянул духом Бондарь.
– Заместитель командира ОСНаз «Шторм» подполковник Щербинин.
Немного пожевав пухлыми губами, генерал решительно начал переговоры с эмиром, однако через пару минут разговор забуксовал…
– Что значит, невелика птичка, Беслан Магомедович?! Это ж никакой-нибудь штабной писарь, а целый заместитель командира бригады!..
Чеченец излагал свои соображения неторопливо, взвешивая по ходу все «за» и «против».
– Хм, – усмехнулся генерал-майор, когда тот, наконец, закончил, – какой именно бригады я по известным причинам сказать не могу. Что?.. Нет, это весьма солидное и уважаемое подразделение. Ну, если можно так выразиться – штурмовые войска. Согласны?.. Ах, вот как… Это меняет дело…
И он снова помрачнел, сник; во взгляде поубавилось уверенности.
– Беслан Магомедович, прошу вас: не торопись расправляться с пленными. Дайте мне еще четверть часа. Я понял вас, до связи…
Отдав наушники с микрофоном связисту, командир опергруппы прикурил очередную сигарету и, снова промокнув платком лоб, смачно выругался:
– Эмир гребанный!.. Зам комбрига его не устраивает! Ему, видите ли, подавай не меньше полковника!
«…Но прошу: пойми и меня, мой любимый. Я никогда не смогу дать тебе то, что ты хочешь. И то, что ты заслуживаешь.
За двенадцать лет своего супружества я ни разу не позволила себе ни одной вольности. Да, с мужем нет былого понимания, как не осталось и любви; все чаще возникают разногласия, раздражение. Иногда я просто ищу причину, чтобы уйти из дома и в одиночестве побродить по тихим улицам…