Семь чудес
Шрифт:
— Необычайное великолепие! — прошептал я.
— Когда у нас будет возможность более внимательно осмотреть Мавзолей и на досуге обойти здание, ты увидишь, что все четыре стороны немного отличаются. Артемизия наняла четырех величайших скульпторов своего времени и поручила каждому разработать и вылепить украшения для одной из четырех сторон памятника. Она устроила конкурс. Она также оплачивала соревнования между драматургами, поэтами и атлетами и вручала щедрые призы в честь своего умершего мужа.
— Должно быть, она была очень привязана к нему, — сказал я.
— Так предана, что в конце концов не выдержала разлуки с ним. Когда пришло время похоронить его останки в гробнице Мавзолея, Артемизия настояла на том, чтобы оставить часть праха себе. Она смешала их с вином и выпила, надеясь унять боль своего горя. Но горе ее только усиливалось. Артемизия умерла до завершения строительства Мавзолея.
— Разбила себе сердца? — сказал я.
— Так гласит легенда. Ее собственный прах был помещен рядом с прахом Мавсола в гробницу, а затем огромным камнем заткнули вход в основание Мавзолея, навсегда запечатав их гробницу.
— Умереть из-за любви! — произнес я. — Но ведь это безумие.
— Любовь — это всегда какое-то безумие, иногда легкое, иногда суровое. Даже если это не смертельно, его последствия могут быть серьезными. Вспомни историю, о которой мы только что говорили, о нимфе Салмакис и ее страсти к…
Но снова, будто озорной дух хотел помешать ему рассказать о Салмакиде, Антипатра прервал капитан, который крикнул нам, чтобы мы ушли с дороги, и не мешали его людям заниматься канатами и парусами.
* * *
— Битто, младшая дочь моего покойного двоюродного брата Тео, — объяснил Антипатр, пока мы ехали по городу в повозке, запряженной мулами, которую он нанял на набережной для перевозки нашего багажа. Обычно я предпочел бы идти пешком, но широкие, хорошо вымощенные улицы Галикарнаса позволяли нам ехать на повозке без толчков. Мы миновали общественную площадь и рынки, а затем череду жилых кварталов, один лучше другого, и начали подниматься в гору к царскому дворцу. Сидя в задней части повозки, я наблюдал, как Мавзолей неуклонно отдалялся, но его величественная необъятность никогда не переставала доминировать над видом города.
— Я не видел Битто уже много лет, — продолжал Антипатр. — Ее две дочери уже выросли и вышли замуж, а муж умер пару лет назад. Сейчас ей должно быть под сорок — тяжелый возраст для вдовы. Как говорится, — слишком молода, чтобы умереть, и слишком стара, чтобы выйти замуж. Если конечно вдова не унаследует состояние, но с Битто такого не произошло. Ее муж был преуспевающим торговцем, но под конец ему не везло. По крайней мере, ей удалось сохранить дом. Когда я написал ей и спросил, может ли она нас разместить, Битто сразу же ответила и сказала, что будет очень нам рада. — Он вытянул шею и посмотрел вперед. — Ах, но вот и ее дом. По крайней мере, мне так кажется. Он стал намного ярче, чем я помню. Может покрашен свежей краской? А входную дверь со всеми этими бронзовыми фурнитурами и украшениями… не припомню, чтобы она была так богато украшенной. Может это не ее дом?
Пока извозчик выгружал наш багаж, Антипатр подошел к порогу и потянулся к бронзовому молоточку у двери, но отдернул руку, когда понял, что молоточек имеет форму фаллоса. Он приподнял бровь, затем осторожно взял молоточек и тихонько стукнул. Тяжелый металл с глухим звуком ударил о дерево.
Через несколько мгновений красивый молодой раб открыл дверь. Он уже собирался заговорить, когда рука, украшенная множеством колец, опустилась ему на плечо и оттолкнула в сторону. Место раба заняла его госпожа, высокая женщина, одетая в длинное красное платье с поясом в нескольких местах, чтобы подчеркнуть широкие изгибы ее груди и бедер. Несколько ожерелий соответствовали кольцам на ее пальцах, демонстрируя камни лазурита и сердолика в оправе из серебра и золота. Ее темные волосы имели малиновый блеск, словно вымытые хной; сложная укладка кудрей и прядей удерживалась на месте гребнями из черного дерева и серебряными шпильками. Черты ее лица могли бы походить на женщину средних лет, но мое первое впечатление от Битто было - сверкающие зеленые глаза, ярко-алые губы и ослепительная улыбка.
— Двоюродный братец моего отца! — воскликнула она, шагнув вперед с широко раскрытыми руками. Антипатр, казалось, был ошеломлен ее энтузиазмом, но подчинился объятиям и в конце концов ответил взаимностью. — Заметь, дядюшка, — сказала она тихо, — что я воздерживаюсь от того, чтобы выкрикивать твое имя на всю улицу. Я прочитала твое письмо и поняла тебя. Но тебе придется напомнить мне свое новое имя. Насколько я помню, что-то довольно глупое… о да, я вспомнила. — Она повысила голос. — Добро пожаловать в мой дом, Зотик из Зевгмы!
Битто отступила назад и окинула меня оценивающим взглядом. — А это, должно быть, молодой римлянин. Ну, Гордиан, что ты скажешь о Галикарнасе?
— Я… это…
— А, ты косноязычен? — Она понимающе кивнула и положила руку на свою объемистую грудь. — Немного подавляюще, не так ли? — Она засмеялась. — Мавзолей, я имею в виду. Ты плывешь в гавань, и вот он, прямо перед тобой, так сказать. К этому, конечно, потом привыкаешь, как к восходу солнца, чуду каждого утра, но в конце концов затем принимаешь это как должное. И все-таки когда я, то и дело прихожу в город, то вдруг как будто впервые вижу эту божественную красоту, и, прямо дух захватывает, как иногда замечаешь восход солнца и думаешь: «Как это все удивительно!» Но чего это я так разболталась. Входите!
Она взяла нас под руки и провела через вестибюль, через красиво обставленную комнату с яркими изображениями, нарисованными на стенах, и, наконец, в сад в центре дома, где статуя Афродиты возвышалась над журчащим фонтаном. Полуобнаженная Афродита стояла в классической позе, положив одну руку на обнаженную грудь, и мне вдруг представилось, что передо мной статуя самой Битто; сладострастные пропорции были точно такими же. Думаю, я, должно быть, покраснел, потому что хозяйка бросила на меня озабоченный взгляд.
— Ты перегрелся после путешествия, Гордиан? Я попрошу раба принести прохладную воду, вино и что-нибудь поесть. И для тебя тоже, кузен, — добавила она. Я увидел, что Антипатр тоже покраснел.
Мы сидели в саду и разговаривали. Антипатр казался необычно жестким и неловким. Если Битто и заметила это, то не подала виду. Я говорил мало и старался не смотреть на хозяйку. Я никогда не встречал женщину, подобную ей. Она казалась одновременно утонченной и приземленной, зрелой и в то же время жизнерадостной.