Семь цветов радуги
Шрифт:
Сказала она это не со зла и совсем не за тем, чтобы уколоть Буровлева, а просто из внутренней убежденности, что нет на свете ничего более важного, чем каучуконосы.
Однако парень обиделся.
— Кормовая, — повторил он, и широкие скулы его задвигались. — Сама по десятку початков съедаешь, да еще облизываешься. А своим кок-сагызом нечего хвастаться. Видел я сегодня кое-где и ржавчину на твоих участках. Все корни погниют. Агротехнику изучать надо, Антошечкина, а не только донну Анну на сцене представлять…
— Тебя не спросилась! — выпалила затронутая за живое
Антошечкина поманила к себе москвичей, и как ни в чем не бывало, словно они и не были свидетелями ее легкой перебранки с футболистом, сказала:
— Пойдемте, я вам свое поле покажу.
Она шла вместе с Бабкиным, поминутно поглядывая на часы. Вадим брел впереди по узкой дорожке. Ему встречались колхозницы, мужчины и женщины, чаше всего уже совсем пожилые или только молодежь. Стеша с каждым из них здоровалась, шутила и подбадривала. «Не то еще видели. Победим и засуху, надо только захотеть!» Она не говорила этого прямо, но в голосе ее слышалась абсолютная уверенность, что не только кок-сагыз, за который она отвечает головой, даст обещанный урожай, но и выправятся хлеба, овощи, кукуруза, конопля и все другие многочисленные культуры на колхозных полях.
Вадим заметил нескольких девушек, занятых необычной работой. Они толкали впереди себя бочонок, закрепленный на тележке. Из резинового шланга лилась тонкая водяная струя, оставляя за собой темную черту на колхозных полях.
Багрецов знал, что девушкам тяжело, но они держались бодро, будто им ничего не стоит полить и кок-сагыз и даже хлеба, привезти на поля тысячи бочонков воды.
Стеша часто прерывала свой разговор с Тимофеем, подбегала к своим подругам, то что-то указывая им, то помогая вытащить застрявшее колесо из канавки.
— Тимка, смотри, одуванчики! — обрадованно и совсем по-ребячьи воскликнул Вадим, увидев вдруг открывшееся перед ним желтое поле.
Он бросился вперед и стал рвать простые и, как казалось ему, удивительно милые цветы, знакомые с детских лет, Стеша догнала его и схватила за руку.
Смотря на изумленное лицо москвича, она так захохотала, что на ее золотистых ресницах показались прыгающие слезинки.
— Да что вы, Вадим Сергеевич, в самом-то деле? — говорила она сквозь слезы. — Какие же это одуванчики? Эдак вы мне все поле загубите.
— Не понимаю, что тут смешного, — обиделся Багрецов. — Обыкновенный одуванчик. Вот видите, — он сорвал пушистый шарик, похожий на маленький стеклянный абажур, и дунул на него. — Что ж, я совсем ничего не понимаю? Вот семена, а желтые — это цветы. Понятно? — закончил он, небрежным движением откидывая назад курчавые волосы.
— Ведь это же мой кок-сагыз, — вытирая слезы, говорила Антошечкина. Видите ребятишек? — сказала она, указав на поле. — Они сейчас семена собирают.
Вадим заметил вдали группу детей. Они внимательно рассматривали каждый кустик и, срывая летучий пушок,
— От одуванчика этот кок-сагыз отличить довольно трудно. Но наши девчонки — особенно они, а не мальчишки, — подчеркнула Стеша, — наловчились без ошибки отделять настоящий каучуконос от этого сорняка. — Она сорвала желтый цветок одуванчика.
— Скажите, Стеша, — деловито обратился к ней молчавший до этого Бабкин, в таких делах я тоже профан, поэтому не пойму, зачем нужна такая трудоемкая работа по разведению этих «одуванчиков»? — он насмешливо скосил глаза в сторону Вадима, который все еще держал цветы в руках. — Зачем все это нужно, когда мы столько делаем синтетического каучука? И проще и дешевле.
— Городские товарищи могут и не знать, — Антошечкина скромно потупила смешливые глаза, — что многие, чуть ли даже не все изделия из резины обязательно делаются с добавкой натурального каучука.
— Не думаю, чтобы его было очень много в корнях этих цветочков. — Бабкин поддал носком сапога брошенный приятелем трубчатый стебелек с выступившим из него белым соком. — Натуральный каучук, как я читал, добывается из огромных деревьев гевеи, растет эта гевея в Южной Америке.
— Не хочу зря говорить, — запальчиво сказала Стеша. На щеках ее от волнения выступили красные пятна. — Не бывала я в этой Америке и не разводила этих гевей. Они у нас в деревне на окнах в горшках разводятся, их фикусами зовут, — тут же пояснила она. — Но думается мне, всем полезно знать, что с гектара однолетнего кок-сагыза мы получаем куда больше каучука, чем с гектара хваленых американских гевей шестилетнего возраста. Не всегда малыши хуже долговязых.
Вадим взглянул на Стешу и подумал: стоит ли ему обидеться? «Пожалуй, эта девчонка прямо намекает на мой рост», — решил он. Но Антошечкина, увлеклась и вовсе не предполагала, что ее слова гость мог отнести к себе.
— Если бы вы знали, — говорила она, смотря на желтые блестящие квадраты цветущих каучуконосов, похожие на ярко начищенные латунные листы. — Если бы вы знали, как я полюбила эти маленькие кустики! Вот они болеют. Видите, сделались кое-где рыжими, — она протянула руку, указывая на красноватые пятна, покрывающие поля. — Сохнут кустики без воды, а думается мне, что это я изнываю. Во рту даже сохнет. Хочется пить. Найти бы хоть глоточек воды!
Стеша облизала потрескавшиеся губы.
Багрецов с уважением смотрел на эту маленькую девушку. Ей, наверное, не более семнадцати. А какая настойчивость и убежденность, какая большая любовь к своему труду! Здесь, на этих желтых полях, проходит ее жизнь. Здесь нашла она свое призвание. «Одуванчики… Как нелегко ей с ними, — думал Вадим. — Солнце жарит, сохнут стебли… Ветер подул, и сразу исчезли призрачные пушистые шарики… Лови их!..»
Девочка в синем вылинявшем платьице, едва прикрывавшем ее по-детски острые коленки, сейчас рассказывала о том, как она со своими подругами решила спасти каучуконосы. Недалеко отсюда, в небольшом овражке, девушки вырыли колодец, и оттуда сейчас возят воду. Пусть бочками, ведрами, лейками, чем угодно, но надо полить засыхающие поля.