Семь экспедиций на Шпицберген
Шрифт:
Все, что мне удалось узнать во время этого маршрута, — дополнительные детали, важные для решения проблемы, озадачившей Тиррелла.
Последняя ночевка в одиночку, короткие сборы, и можно возвращаться. В лагерь, который показался мне необычно большим (шлюпка, палатка, антенна, груда вьючных ящиков и канистр), я явился в самый раз, чтобы помочь своему напарнику поставить дополнительные тенты для защиты палатки от штормового ветра.
Шторм навалился на нас деловито и неотвратимо. Палатка ходила ходуном, оттяжки едва держали, а антенна завывала, словно разъяренная ведьма. Совсем рядом ходили целые водяные горы, размывая морены и перекатывая обломки айсбергов, будто камешки на ладони. Из палатки мы предпочитали не вылезать и с тревогой поглядывали на оставшиеся харчи: ведь мы не
Все проходит, даже арктический шторм. У нас осталось полбанки консервов, полбуханки хлеба, кило сухарей и немного крупы.
Выводим свое суденышко из укрытия, и через несколько часов мы уже в Решёрше. Теперь нужно выждать, сверяясь по таблицам приливов-отливов, время, когда встречные течения в проливе Мария уравновесят друг друга.
Прорыв в Ван-Мейен-фьорд дался тяжело, ценой тяжкого нервного напряжения, но в целом прошел успешно, хотя временами проходил, по выражению В. Высоцкого, «как с горы на собственном заду», а иногда казалось, что мы стремительно катимся на телеге по булыжной мостовой. Практически весь пролив — сплошной сулой [14] и очень трудно предугадать характер течений. Все-таки мы прорвались. Впереди Свеагрува и южная часть Земли Норденшельда — сплошное белое пятно на нашей карте в смысле границ питания ледников.
14
Сулой — слово поморское. Так поморы называли хаотичное волнение, образующееся, когда прилив сменяется отливом. В месте встречи двух противоборствующих течений вода как бы кипит.
В условиях приличной погоды пять дней работали по прежней программе на Земле Натхорста. Благодаря этому еще один район Шпицбергена лишился покрова тайны.
21 августа пришли в Свеагруву. Теперь мы при самых неблагоприятных условиях сможем добраться до Баренцбурга пешком, в крайнем случае ближайшее человеческое жилье тоже не так далеко. Когда мы пришли туда, первым делом развернули свою «немую», но не «глухую» рацию. Из того, что эфир донес до нас, поняли: Зингер из лагеря на ледоразделе Фритьоф — Гренфьорд разговаривает с геологами, причем говорят о нас. Такое заключение мы сделали из сообщения геологов, будто они видели шлюпку, шедшую курсом на Свеагруву. Значит, нас либо уже ищут, либо собираются искать. Как же важно было дать им знать о себе... На следующий день я решил осмотреть берег в западном направлении до мыса Блахукен, но никого не встретил. Здесь же заночевал, а когда проснулся, услышал вдруг характерный гул вертолетных двигателей. Выскакиваю в одной тельняшке из приютившего меня домика и вижу: вдоль берега идут две машины курсом на Свеагруву. Делаю все, чтобы привлечь к себе внимание. Но, как сказали мне пилоты, я должен благодарить свою тельняшку: фигура в тельняшке на пустынном берегу — все-таки штрих! В Свеагруву я вернулся, таким образом, на вертолете. Оказалось, что Баренцбург, озабоченный нашим молчанием, действительно, дал указание во время обычных рабочих полетов попутно искать нас.
В Свеагруве Троицкий снова набросился на свои морены, с которыми он впервые познакомился еще в 1965 году. На моей же карте границ питания ледников по этому району были пропуски, и я занялся их ликвидацией. Трудности это не представляло: я наперед знал (опыт!), что на месте пропусков должно быть, оставалось только проверить на местности.
Ощутимо приближение конца лета. Луна по ночам уже приобретает золотистый блеск, а морозец прихватывает напоенную влагой почву. От Свеагрувы я пошел на восток по широкой долине Чёллстрем, а затем по кромке ледников Эдвард и Нурсюссел 26 августа вышел на главный водораздел острова, с которого увидел Баренцево море с россыпью зеленоватых айсбергов, словно брошенных на сапфировую гладь. Синий Стур-фьорд, синие очертания острова Эдж с подсиненными ледниками и молчание Арктики, глубокое и многозначительное.
Походом полностью удовлетворен — границы питания четко ложатся в намеченную схему, понижаясь к востоку с пятисот до двухсот пятидесяти и даже двухсот метров.
Как и прежде, эта проработка в деталях идеи, которая ведет свою родословную от «головоломки» Тиррелла и которая в общем виде нам ясна настолько, что уже переросла в концепцию. Нам удалось свести воедино все выявленные нами природные факторы и тем самым проникнуть в самую суть проблемы оледенения Шпицбергена и его особенностей.
Вернувшись в Свеагруву и передохнув (как-никак последний переход составил больше полусотни километров), 29 августа отправился в долину Рейн, а Троицкий перешел на шлюпке к ее устью. Получилось что-то вроде совместной операции.
Этот маршрут оказался для меня по-своему интересным. Я наткнулся на небольшой ледник в стадии подвижки, едва не перегородивший долину Линдстрем. На Шпицбергене таких ледников значительно больше, чем на других полярных архипелагах, но как учитывать их эффект при оценках развития оледенения в целом, пока не ясно.
Еще через несколько километров нежданный подарок — лагерь геологов-ленинградцев. Задержался у них на сутки, не избежав соблазна «цивилизованной» жизни (хотя отлично понимал: сезон на исходе и нельзя терять ни одного часа, а не то что суток). Поэтому в последний день августа пришлось сделать сорокакилометровый бросок через всю долину Рейн, иначе не удалось бы завершить программу гляциологических исследований полевого сезона 1967 года.
Признаюсь: последний в сезоне переход дался мне труднее всего, пожалуй. Я имею в виду не столько объективные трудности (их-то было как раз не так много), сколько себя, свое состояние. С одной стороны, полное удовлетворение результатами — на карту нанесена граница питания ледников данного района (ее высота около шестисот метров); с другой — чувство пресыщения. Всем — и научными результатами, и трудностями, и «бродячим» образом жизни... Острое желание сменить поле на письменный стол.
В условленном месте мы встретились — Троицкий и я — и на шлюпке направились в бухту Фритьоф.
В бухте Фритьоф осенние шторма вновь заперли нас на несколько дней. Нашему желанию обойти Землю Норденшельда с запада морем и прийти самостоятельно в Баренцбург не суждено было осуществиться. Троицкий повторно принялся за морены, на которых мы уже побывали в прошлом году, а я за отсутствием достойных внимания гляциологических объектов решил поинтересоваться, что за развалины показаны на норвежских картах. И не зря… В бухте Ван-Мюйден нашел что-то вроде деревянного корытца или формы для хлеба с надписями на церковнославянском. Позже, когда специалисты ознакомились с моими записями в дневнике, то обнаружили четырежды повторенную дату — 1593 год. Выходит, что Баренц посетил архипелаг три года спустя после того, как здесь побывали русские поморы.
У мыса Мартин (точнее, Слетнесет) я видел лежащий на земле крест и еще развалины — все, как говорили норвежские охотники в Хорнсунне в прошлом году.
Немного позже я обнаружил и описал еще два памятника поморского мореплавания. Один из них — целая зимовочная база. Здесь, видимо, шили обувь и ковали гвозди. Это показали раскопки, произведенные позже специалистами Института археологии АН СССР. Как уже говорилось, теперь точно установлено: поморы зимовали тут в середине XVI века.
Неотвратимо наступала зима, шторма затягивались. И тогда мы решились: 6 сентября в жестокую непогоду (дождь со снегом и бурный ветер) вышли пешком в Баренцбург и через сутки на заснеженных берегах Гренфьорда встретились со своими товарищами.
Глава IV
Зондируем ледники
Разрабатываются также радиолокаци-
онные (электромагнитные) методы
определения толщины ледников...
Весьма вероятно, что при сем деле
вы встретите препятствия, но преж-
ние опыты ваши будут здесь вас ру-
ководствовать более, нежели что по
сему предмету теперь предположить
можно.