Семь фантастических историй
Шрифт:
Слушая Абелону, советник разглядывал себя в зеркале. Слегка нервничая, что естественно при таком начинании, он решил надеть другой галстук и теперь тщательно его повязывал. Не будет преувеличением сказать, что доклад Абелоны его испугал. По хиршхольмским меркам, то был бунт Люцифера против неба. Интересно знать, в каких выражениях провозглашался тот тост?
Он видел в зеркале стоящую за его спиной Абелону. Что-то в ее позе, скорее, нежели в широком, как всегда, запертом на замок лице, сказало ему, что и она напугана или очень взволнована. Тут что-то крылось. Абелона была далеко не сплетница. Свои сведения она предпочитала держать при себе, зная, быть может, для их применения лучший рецепт, а четыре бутылки причастного вина для нее
Он перевел глаза на собственное лицо и на сей раз встретил проницательный взгляд советника. Забавно навлюдать в качестве зрителя Люциферов бунт против нева. Еще забавней, если можно вставлять ему палки в колеса.
— Милейшая йомфру Абелона, — сказал он с улыбкой. — Хиршхольмским балаболкам будет о чем посудачить. Я сам поручил господину Андерсу извлечь из ризницы это вино. У меня есть основания полагать, что туда ошибкою подмешали рому, который, не будучи произведением виноградной лозы, едва ли, по мнению пастора Авеля, удовен для пресуществления. Господин Андерс позаботится о том, чтобы вино было вовремя возмещено.
После чего он тотчас отправился в La Liberte, имея немало поводов для размышлений, и, прежде всего, как ни странно, о своей экономке. Только уже свернув в тополиную аллею, он снова обратился мыслями к будущему.
Он не застал молодой хозяйки, и ему пришлось ее дожидаться в воскетной. Франсина поместила на поставце вазу с охапкой жасмина. Душный, горький и сладкий запах наполнял всю прохладную залу. Советник несколько сомневался в том, к лицу ли ему роль жениха, но не в ее ответе. Разумеется, она согласится. Кажется, она всегда делает то, чего от нее ждут. И едва ли, когда он отбудет, уже ее женихом, она станет много раздумывать о предстоящей ей супружеской жизни. Что ему самому еще предстояло у нее поучиться и много чего узнать — это уж дело другое.
Покуда он ждал, ему казалось, что он теперь лучше понял собравшиеся в боскетной предметы. Клавикорды, музыкальная шкатулка — все пятилось от него и жалось к стенам, словно мебель кукольного домика, вспугнутая появлением взрослого. Неужто теперь конец играм? Он старался их утешить: «Не нарушить пришел я, — говорил он им, — но исполнить». Лучшие игры еще впереди.
И — будто слова эти успокоили юную мадам Лерке — она выпорхнула к нему в розовом платье с воланами, в сопровожденье служанки, которая несла чайную скатерть и самовар. После недолгой приятной беседы он приступил к цели своего визита.
Ему всегда казалось, что Франсина спешит поскорее разделаться с тем, что ей предстоит, и рада, когда это ей удается. Он не мог этого объяснить, видя, что спешить ей решительно некуда. Во всяком случае, уж она вы не попалась, подобно доктору Фаусту, воскликнув: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Она поскорей пропускала все мгновения жизни, как пропускает меж пальцев бусинки четок юная послушница. Когда он поведал ей о своей любви и дерзких надеждах, она побледнела и склонила к нему в кресле легкий стан. Ее темные глаза встретили его взгляд и тотчас скользнули прочь. Она радовалась, когда с этим было покончено. Как он и полагал, она приняла его предложение, и даже с некоторым чувством, по-видимому, довольная, что обретает тихую пристань.
Потом, когда сговоренная чета вместе распивала чай и Франсина председательствовала за величавым самоваром, советник рассказал ей вчерашнюю историю про Андерса, чтобы ее развлечь. Успех, кажется, превзошел его ожидания. Известие ее поразило. Она будто сквозь землю готова была провалиться, слушая о подобном нечестии. Обретя наконец дар речи, она, без кровинки в лице, спросила, знает ли что-нибудь пастор. Советник в ней не предполагал такого благоговения к святыне. В общем, милая черточка, но, кажется, за ней что-то крылось: страх призраков или даже, может быть, призрак? Он ее успокоил, рассказав, как решил он выручить юного писаря и спасти от последствий его безрассудства. И тогда она осияла его таким нежно-тоскующим взором, что он наполнил всю залу вместе с духом жасмина, и советник ощутил себя могущественным и благородным.
— Надо бы, — сказал он, — для острастки прижучить юнца. Не мешало бы ему напомнить, что, не пристрой я его к месту, он бы сейчас голодал.
При этих словах Франсина опять побледнела.
— А я верю, милая, — продолжал советник, — что его ждет блистательное поприще. Досадно, право, видеть, как вертопрах, повеса губит будущность великого мужа. И для меня речь идет словно о собственной моей будущности, ведь я привык на него смотреть как на сына. Но, боюсь, я только его раззадорю, и тогда мне с ним не сладить. Нежная женская рука вернее выведет его на путь истинный. Таким непременно нужен ангел-хранитель, и с вашей стороны было в куда как благородно, ежели вы вы доказали вашему покорному слуге готовность свою и впредь сочувствовать его интересам. Поедемте же со мною в Хиршхольм, любезная Франсина, и вы прочитаете молодому человеку небольшую проповедь.
Итак, было решено, что Франсина отправится вместе с советником в Хиршхольм, дабы образумить Андерса Кубе. Она тотчас собралась и надела светло-розовую шляпку, под которой ее светлое лицо заняло от солнца нежной алости. Было кое-что не совсем обычное в том, чтоб молодая дама отправлялась куда-то вдвоем с мужчиной — сидевший сзади Крестен был, конечно, не в счет. Прохожие могли догадаться о помолвке. Это льстило советнику, и он всю дорогу наслаждался. Франсина, сидя с ним рядом, следила за бодрой конской трусцой и мечтала, чтобы все это поскорее кончилось.
Советник и его молодая невеста, назначенная на роль ангела-хранителя, рука об руку взобрались по крутой лестнице в светелку Андерса за большой, только что рас-цветшей липой. Там застали они его сестру, которая была замужем за капитаном в Эльсиноре и приехала навестить брата со своим сынишкой. Это затрудняло задачу юной фру Лерке, но облегчало ей сердце, и она тотчас почувствовала себя в этом обществе спокойно и непринужденно. Сестра и брат были очень похожи, а когда мальчик поднял на нее взор, сердце у Франсины зашлось, так напомнил ей тех bambino, [133] которых видела она в храмах Италии, этот херувим с глазами Андерса, как в райском зеркале отражавшими вею душу молодого поэта.
133
Мальчиков (итал.).
Франсина переступала порог в кашемировой шали и розовой шляпке, как дама-благотворительница. Сейчас она замерла, и темные глаза ее были как у Рахили, когда та говорила Иакову: «Дай мне детей, а если не так, я умираю». [134] Ей захотелось кинуться на колени, прижать мальчика к груди, но, боясь, что это будет неуместно, она колевалась, пока не сообразила, что того же результата можно достигнуть, подхватив его на руки. Она поставила его на стул, дала поглядеть в окошко и потрогать ее митенки. Мальчик смотрел на нее во все глаза. Никогда он не видывал таких кудрей, и он их перебирал пальчиками. Чтобы угодить ему, она сняла шляпку и выпустила всю темную массу волос. Они упали на ее лицо как тучи. Мальчик захохотал и вцепился в них ручонками. И вот тут-то она прижала его к груди и рассмеялась, глядя на него и чувствуя, как, словно часы, бьется его маленькое сердце. Она заметила, что на них смотрят, кровь бросилась ей в лицо, но она не могла сдержать улыбку.
134
Бытие, 30, 1.