Семь грехов куртизанки
Шрифт:
Я видела только его.
Он стоял в центре комнаты. Он повернулся, и на миг мне показалось, что его черты скрыла тень. Потом я с тревогой поняла, что верхнюю часть его лица закрывает маска. Лишь темные глаза горели в прорезях черного шелка. Это делало его не просто незнакомцем. Это делало его таинственным, волнующим видением. Призраком.
Никем.
Я судорожно сглотнула, и мое тело захлестнуло приливом горячей крови. Он не был мужчиной. Он был всеми мужчинами сразу. Я поняла, что мне это и нужно. Мне нужна анонимность. Эта
О, как же я порочна, если хочу этого! А я хотела. Меня одолевало желание протянуть руку и коснуться этого видения, этого высокого, хорошо сложенного незнакомца в маске, который научит меня всему, что я хочу знать. Я медленно пошла к нему.
С каждым моим шагом он как бы вырастал. Наконец я оказалась достаточно близко, чтобы коснуться его. Когда я подняла глаза к скрытому маской лицу, он опустил голову, чтобы встретить мой взгляд, и я разглядела его густые темные волосы и массивную челюсть.
А еще рот. Этот рот приковал мое внимание. Губы были идеальными: не слишком полными и не слишком тонкими. Теперь, когда ничего другого не было видно, рот приобрел значимость, о которой я не подозревала. Я поняла, что у мужчины обязан быть красивый рот.
Я неосознанно провела кончиком языка по собственным губам. Уголки его красивого рта приподнялись.
— Привет, — сказал он.
Его голос прозвучал тихо и хрипло, почти как шепот, но достаточно проникновенно, чтобы дрожь пробежала по тем частям тела, о которых я не привыкла даже думать. Я хотела заговорить, но язык не слушался. В горле пересохло. Я была напугана.
И возбуждена. Я чувствовала, как пульсирует мое лоно, даже сквозь оглушительный стук сердца. При желании я могла повернуться и уйти, пока мы даже не поздоровались друг с другом.
Я осталась.
Дело было не в необходимости научиться быть самой блистательной куртизанкой на свете — я всегда была предприимчивой, а в том, что Лебедь уже заключила от моего имени соглашение с Робертом. Мне не нужно было никому доказывать свои способности.
— Ты очень тихая.
Мужчина подошел ближе.
Я выдавила из себя нечто идиотское:
— Да, сударь.
Он остановился передо мной так близко, что пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо.
Господи, дай мне сил. Маска будоражила меня все больше. Я хотела чего-то анонимного, чего-то распутного и восхитительно грешного. И очень боялась, что нашла это.
— Так вот, моя молчаливая леди, должен сказать, что я этого не одобряю. Я хочу, чтобы ты говорила.
Говорила что? В мыслях царил хаос.
— Да, сударь.
Боже, я так и сыплю остротами.
Он приподнял мой подбородок большим и указательным пальцами. Я слегка дернулась, когда он прикоснулся ко мне, ибо его теплая кожа обожгла меня, словно огнем. Он надолго задержал на мне взгляд.
— Скажи «член».
Попроси он меня об этом две недели назад, я бы ответила без тени смущения, потому что для меня это слово означало руку или ногу или просто часть чего-нибудь. Но теперь нет. Лебедь объяснила мне, что мужчины называют так свое мужское достоинство.
Его прикосновение сделалось чуть грубее, и он аккуратно, предостерегающе встряхнул меня за плечи.
— Мы не одолеем за ночь первого греха, если ты не сможешь произнести такое простое слово.
Я судорожно сглотнула.
— Ч-член.
— Попробуй еще раз.
Я уняла дрожь в животе.
— Член.
Мне понравилось, как уверенно это прозвучало.
— Кунка.
Я лишь удивленно заморгала в ответ. Я никогда не слышала этого слова. Он улыбнулся. Его губы были идеальными. Я не могла отвести от них глаз.
— У меня член. У тебя кунка. Скажи «кунка».
Ах! Это название моих гениталий. Весьма неприличное слово, я поняла это без объяснений. Изгиб его рта подсказал мне: он хотел услышать от меня грязные слова.
Наконец вспышка привычной дерзости согрела мои трясущиеся руки. Я встретила его взгляд, облизала губы и, вспомнив об уловке Лебеди, понизила тон.
— Кунка, — произнесла я.
У меня получился почти стон.
Теперь пришла его очередь глазеть на мой рот. Я была этим весьма довольна, пока он не повысил ставки.
— Скажи «трахаться».
О боже. Теперь он по-настоящему непристоен. Я решительно вдохнула.
— Тр… — Еще глоток воздуха. — Тра…
Он насмешливо фыркнул:
— Не пройдет и ночи, как ты скажешь: «Трахни мою кунку своим членом». Ты будешь повторять это снова и снова. Ты даже будешь кричать это.
Черт! Признаюсь, у меня немного подогнулись колени, но я выровняла их силой воли и встретила его взгляд.
— В таком случае вам лучше не растрачивать ночь впустую, сударь, ибо на это может потребоваться немало времени.
В ответ он скользнул рукой мне под затылок и потянул за узел на шее. Я ахнула, когда шифоновая ночная сорочка сбежала с меня, как вода с обрыва. Я оказалась полностью обнаженной, мерцающей и бледной перед его одетой темнотой. Я быстро перебросила волосы вперед, чтобы они прикрыли груди, и сцепила руки перед гениталиями. Перед кункой…
Он долго молчал, не двигаясь, только смотрел на меня сквозь прорези в маске. Непроницаемый.
Ненавижу непроницаемость.
Абсолютная уязвимость больно ударила по моей уверенности и нервам, начисто отбив охоту дерзить. Я поджала хвост. Выяснилось, что я вовсе не такая храбрая и отчаянная, как мне казалось, когда я затевала это возмутительное мероприятие. Я была девушкой, практически девственницей, слишком испуганной, чтобы противиться бесцеремонному незнакомцу в маске, пожиравшему меня глазами.