Семь грехов радуги
Шрифт:
Когда же это случилось? Поздней весной или в самом начале лета?
И разве это имеет какое-нибудь значение?
В тот день мы катались по Москва-реке на какой-то то ли «Ракете», то ли «Комете», то ли вообще «Метеоре», словом, на чем-то сугубо космическом и на первый взгляд не приспособленном для плавания по мелководью. Сплавлялись от Минского вокзала до Орлиных гор в составе большой и шумной компании, но, как всегда, когда собирались втроем, вели себя обособленно и тихо.
На верхней палубе не хватало посадочных мест, и Маришка, заботливо втиснув нас с Евгением на узкую скамейку, совершенно естественным движением присела
К нам обоим!
На мое правое колено и левый бизоний огузок.
Наверняка ей было неудобно сидеть на неровной поверхности – моя нога отличалась от его, как радиус от диаметра! – но она и тут умудрилась ничем не выдать своих чувств.
Насладившись в полной мере изысканным идиотизмом ситуации, я положил ладони на Маришкину талию и мягко перенес ее на свои колени.
Это был, пожалуй, первый случай, когда я поступил как нормальный человек, а не как полный… фаталист.
В самом деле, с тех пор, как я научился держать вилку в правой руке, а нож – в левой – или наоборот? а, несущественно! – я как-то совершенно упустил из виду, в какие же в таком случае руки следует брать инициативу? То есть и мне, конечно, приходилось иной раз идти на конфликт интересов, спорить с кем-то и даже настаивать на своем… в какой-нибудь мелочи. В тех же случаях, когда речь шла о чем-нибудь действительно жизненном и важном, я предпочитал ждать у моря погоды, жить как живется, плыть по течению… Одним словом, вел себя так, точно собирался всю «жизнь прожить в режиме ожиданья».
Копирайт вообще-то мой, но, правда же, чем-то напоминает Пастернака?
Я и сейчас в некотором смысле занимался все тем же, плыл по течению, но теперь это доставляло мне удовольствие. Удачно приводнившееся космическое тело, мягко покачиваясь, плыло вниз по Москва-реке. Что-то там, наверняка, ярко светило в небе, кто-то щебетал в кустах или парил под облаками, что-то цвело и зеленело по берегам, но ничего этого я не слышал и не видел. Только тепло ее тела сквозь ткань платья. Такого тонкого и открытого, оставляющего множество участков кожи незащищенными от нечаянных соприкаса… прикоснове… и косноязычных мыслей, что должно быть, это все-таки было начало лета или даже его середина.
Хотя нет, определенно самое начало: супербизон ведь по-прежнему был рядом с нами, зловещий и неуклюжий.
Он, освобожденный от ноши, порылся у себя в ногах и извлек из большой спортивной сумки с надписью «Олимпийские резервы», которую я про себя для краткости называл ОРЗ, огромный и многослойный утешительный бутерброд. И я не смог удержаться, чтобы напоследок не пнуть в бок раненого бизона.
– Что Женя, пристрастился к тартинкам?
Евгений взглянул на меня исподлобья и промолчал, поскольку его рот был занят бутербродом, но во взгляде бизоньих глаз я прочел: «Кто из нас бизон – очевидно, а вот кто раненый… и на какой орган – это мы еще разберемся…»
И вдруг прямо в ухо – тихий Маришкин шепот, снисходительно-ироничный:
– Ну, слава Богу! Я уж боялась, ты никогда не соберешься.
И мне понадобится не один месяц, а может, и год, на то, чтобы научиться не обращать внимания на ее интонации: равнодушные, снисходительные, а порой и визгливо-истерические. Пусть они обманывают кого-нибудь другого, я-то доподлинно знаю, какая она на самом деле, моя Маришка.
А в тот момент я лишь вдохнул головокружительный запах ее волос и прошептал, шалея от собственной наглости:
– Хочешь… Пойдем сегодня встречать рассвет?
– Думаю, сперва было бы не кисло проводить закат, – в тон мне ответила Маришка и недвусмысленно покосилась на бизона.
Бизон боднул меня взглядом, ничего, как говорится, не предвещающим. Хорошего – так наверняка.
«Как же я стану теперь от него избавляться? – подумал я и ощутил в груди неприятный внутренний холодок. – Или, скорее, он от меня?»
Однако, будущее распорядилось иначе.
Я обязательно спрошу Маришку о нем, но не сейчас, а гораздо позже, когда нас уже надежно свяжет друг с другом предрассветное восшествие на трамплин и множество других, не менее приятных воспоминаний.
– Зачем? – спрошу я. – Зачем был нужен этот гигант?
– Во-первых, он забавный, – без обиняков ответит Маришка. – Кроме того, должен же ты был встречать трудности на пути к заветной цели и мужественно их преодолевать.
– А если бы я не дошел? – задам я провокационный вопрос и испытующе окунусь в зелень ее глаз. – Если бы испугался или потерял надежду – и отказался от борьбы?
– Тогда… Наверное, тогда бы Евгений сейчас спрашивал: «Зачем был нужен этот карлик?» – произнесет Маришка, подражая интонациям супербизона.
И трижды хлопнет своими восхитительными ресницами.
Я тоже моргаю, чтобы сфокусировать взгляд, и на минуту возвращаюсь из прошлого сентиментальных воспоминаний в настоящее.
За время моего отсутствия мало что изменилось, разве что дорога под колесами маршрутки стала ощутимо лучше, а за окнами вместо типовых новостроек унылой расцветки маячило теперь ярко-зеленое ограждение кольцевой автодороги.
Маришка сидит рядом, плотно вжавшись в мой левый бок и, по-видимому, дремлет.
Сидящая напротив девушка пошевелилась. Взгляд ее по-прежнему прикован к книжным страницам, но переменилось положение ног, и теперь в разрезе черного пальто я вижу левую ногу, от колена и ниже, скрестившуюся с правой, зацепившуюся за нее мыском туфельки. И я, хоть отдаю себе отчет, что пялиться на посторонние женские ноги еще неприличнее, чем на прическу или лицо, не в силах наступить на хвост собственной мысли.
Это ведь надо так заплести ноги! Я бы точно не смог. Вот Маришка – та смогла бы, причем запросто! Она сама иной раз сядет за стол в кухне – и так ножки закрутит, что подумаешь невольно: только бы не зазвонил телефон! А то бросится, не разобравшись, а ведь ей в ее положении только с табуретки встать – минуты три нужно.
Кстати, и ноги у них очень похожи, Маришкины и этой вот девушки. На первый взгляд…
Скашиваю глаза вниз, но на Маришке сегодня по случаю ветреной погоды надет длинный плащ, а под ним еще джинсы, так что детальное сравнение я откладываю на потом, а пока довольствуюсь тем примерным результатом, который подсказывает мне память.
Да, приходится признать, что Маришкина гордость, длинные стройные ноги, хоть и редки в природе, но не уникальны…
Не удивительно ли? Наверное, не одну тысячу раз в своей жизни я имел возможность любоваться ее ногами, но всегда буду помнить самую первую. Когда она поднималась впереди меня по экспоненциально возрастающей лестнице, вслух пересчитывая ступеньки, которые вообще непонятно зачем приделаны сбоку горнолыжного трамплина – во всяком случае не для того, чтобы скользить по ним на пластиковых лыжах! Хотя, быть может…