Семь ключей от зазеркалья
Шрифт:
Впрочем, с учётом ситуации, он не очень-то удивился. Утвердительно кивнул и устремил на меня выжидающий взгляд.
— Что вы можете о нём сказать? Он производит впечатление надёжного человека? Или наоборот? Или, может быть, у него есть какие-то странности?
По тому, как вздохнул и опустил глаза священник, я поняла: ему точно есть что сказать, вопрос лишь в одном: сочтёт ли он меня достойной откровенности. Счёл. А может быть, просто хотел поделиться с кем-нибудь слухами, а тут представился благовидный предлог.
— Насчёт ненадёжности не скажу, а вот про странности… Поговаривают, — он огляделся
— Понятно. Благодарю вас.
Священник немного поколебался, но затем без лишних расспросов отправился вниз, я же вышла наружу, погрузившись в прежнее состояние полутранса. Вывел меня из него Орвин, внезапно возникший передо мной незнамо откуда, будто волшебный конь из сказки. На самом-то деле, конечно, известно откуда: просто, освободившись внизу, поднялся по ступенькам следом за мной, но я была так занята своими мыслями, что не замечала ничего вокруг. До тех пор, пока перед моим носом буквально не помахали рукой.
— Что? — спросила я, вновь не слишком тревожась о правилах вежливости.
— О чём ты так задумалась? Неужели о несовершенстве вселенной? — Принц саркастически усмехнулся, но сразу же посерьёзнел. — Или ты уже поняла, кто Охотник?
— Охотника я не вычислила, — покачала головой я, постепенно вырывая себя из мира размышлений в реальность. Рывком это сделать не получалось, слишком ошеломила меня подоплёка сегодняшнего происшествия. — Но поняла, как он провернул кражу ключа.
— Ух ты! Но это уже немало. Расскажешь?
Я прикусила губу, всё ещё реагируя слегка заторможенно. Потом кивнула и огляделась.
— Надо бы отойти подальше от посторонних ушей.
Так мы и поступили. Вышли из маленького, тесного дворика, миновали ещё более тесный проход между стенами двух зданий и расположились в тени одинокого, широко раскинувшего ветви клёна.
— Откуда появился Охотник? — начала я с вопроса, который, понятное дело, тревожил всех, кто пытался разобраться в этой истории. — Как он проник в сокровищницу? И вот ещё: почему он первым делом явил монаху свою… — я хотела помянуть несколько иную часть тела, но в последний момент исправилась и поднялась чуть выше: — …спину? Вот представь себе, что ты хочешь напасть на ничего не подозревающего человека и тюкнуть его рукоятью меча по башке.
Принц скептически ухмыльнулся.
— Ну допустим.
— Что ты станешь делать? — Я испытывающе заглянула ему в глаза. — Как к нему подойдёшь?
— Скорее всего, со спины, чтобы он не успел меня заметить.
— Вот! — Я вытянула вверх указующий перст. — Что и требовалось доказать. Но допустим, что ты по какой-то причине этого сделать не можешь. Всё равно ты повернёшься к жертве лицом. Зачем демонстрировать свой тыл? Тем более — становиться практически вплотную?
Орвин нахмурился.
— И какой из этого следует вывод?
— Он не подходил к монаху. Он прямо так, в той точке, появился в сокровищнице.
— Из зеркала?
— Из глаз.
— Что?
— Охотник прошёл в глаза брата Оноре, как в зеркало. Затаился, дождался, пока монах окажется в сокровищнице, и уже потом, в нужный момент, выбрался наружу тем же путём. Только так всё сходится.
Орвин, хмуря брови, запустил руку в волосы.
— Но ты говорила, что через глаза можно установить только ментальную связь. Через них нельзя попасть в зазеркалье!
— Говорила, — без колебаний признала я. — А многие говорили, что отражение в зрачках вообще никак не соотносится с зеркальной магией. Но мой собственный опыт свидетельствует об обратном. А этот парень — он же гений! — Я усмехнулась. — Самородок, тут даже сомнений быть не может. Собственно, другому и незачем охотиться за ключами. Воспользоваться четвёртым уровнем, мягко говоря, не каждому дано. А тут… Понятия не имею, как он это сделал. Но сумел! Провернул то, что никому до сих пор не удавалось. И вышел победителем. Обвёл всех вокруг пальца.
— Ты его ловишь или дифирамбы поёшь? — с раздражением поинтересовался принц.
— Одно другому не мешает. Ты только вдумайся! — воодушевлённо воскликнула я. — Мы сбиваемся с ног, блокируем все отражающие поверхности, ставим на уши охрану, чтобы обыскивали всех на входе. А он использует то «зеркало», которое каждый постоянно носит при себе, и на которое никто не обращает внимания! Ведь не прикажешь же монахам сдавать на пороге глаза и забирать их только после молитвы! Я не имею не малейшего представления о технике, которую он использовал, но это только лишнее очко в его пользу.
— Помнится, ты сама говорила, что сможешь сбежать из тюрьмы, какую бы охрану там ни установили, — проворчал Орвин.
— Не рви волосы на голове: проплешина тебе не пойдёт, — посоветовала я. Принц застыл на пару мгновений, потом опустил руку и зачем-то принялся рассматривать ладонь, будто проверял, не застрял ли чёрный клок между пальцами. — Я своих слов назад не беру. Но сбежать — это одно, а проникнуть в защищённое помещение снаружи — совсем другое. Тем более, в тот самый момент, когда его особенно тщательно охраняют. И потом: я от короткого ментального контакта чуть не сошла с ума! А этот парень умудрился использовать глаза для полноценного физического перехода в другое пространство. И как-то сохранил после этого рассудок. Хотя… Тут гарантий нет. Вполне возможно, что он уже давно сумасшедший. Не факт, что в нормальной голове могла бы родиться вся эта афера…
— Почему он тогда не ушёл тем же путём? — оборвал мои психологические рассуждения Орвин. — Зачем рисковал с маскарадом?
— Он был вынужден выйти наружу, чтобы забрать ключ. А дальше оставлять монаха в сознании было рискованно. Тот мог поднять шум. Закричать или, чего доброго, рассказать стражам, что с ним приключилось. Да и не такой уж серьёзный был риск. Понятное дело, внешность Охотник подделал с помощью зеркала. Наверняка прихватил его с собой, как и фальшивый артефакт. А если бы у охраны возникли подозрения, то при помощи того же самого зеркала и сбежал бы. Как он вышел на брата Оноре и почему именно на него, тоже примерно понятно. Мне тут добрые люди шепнули, что наш монах неравнодушен к мужчинам. Стало быть, не слишком сложно было приблизиться к нему в достаточной мере, чтобы заглянуть в глаза где-нибудь наедине.