Семь кругов яда
Шрифт:
– Прошу проще-е-ения от всего се-е-ердца, – заметил Эврард, бросая на стол драконье сердце. Брызги крови разлетелись по залу, основной массой попав на побледневшего толстяка, который затрясся мелкой дрожью, посерел и скривился, пытаясь стереть с дорогого костюма и лица всю кровную ненависть. – Серде-е-ечно благода-а-арен вам за проще-е-ение. И передаю серде-е-ечный приве-е-ет. От чи-и-истого се-е-ердца и по-о-очек… Дарить цвето-о-очек в качестве примире-е-ения не ста-а-ану. Она у меня одна-а-а.
– А как же гарем? – усмехнулся блондин, глядя на меня, как на любимую жену.
– Да что ж тако-о-ое! Меня еще лет де-е-есять гаремом попрека-а-ать будут. Гарем сначала распусти-и-ился, а потом я его распусти-и-ил. И щито поделать? – поднял брови Эврард и развел руками.
– Ладно с гаремом понятно, - усмехнулся блондин. – А бордель как поживает?
В этот момент я тоже очень заинтересовалась.
– Я ста-а-ар. Я о-о-очень ста-а-ар. Что вы хотите от ста-а-арого, больного челове-е-ека! – возмутился Эврард. – Эти хотя бы де-е-еньги приноси-и-или… Ну да ла-а-адно.
Меня взяли за руку, которую я чуть не выдернула.
– Иди-и-и сюда, утеше-е-ение безуте-е-ешной ста-а-арости, - ядовито заметил Эврард, все-таки ловя меня за руку и таща к себе. – Пойде-е-ем отсю-ю-юда. Зде-е-есь бессерде-е-ечные лю-ю-юди обижа-а-ают ста-а-арых, не-е-емощных люде-е-ей.
– Эврард, а сколько тебе лет? – поинтересовалась я, тихо злясь и злобно сопя. На вопрос мне, разумеется, не ответили. Ничего-ничего, я мстительная. – И чего это мы так молчим загадочно?
– Я обиделся. Тебе не понравились мои духи, - заметил Эврард, отворачиваясь.
– А я стара-а-ался…
Выйдя из кабинета, я взяла прямо с конвеера флаконище духов «Мой цветочек», которым можно задушить всю клумбу, открыла пробку, отворачиваясь от запаха. «Мадам Померкот» как – то полегче будет, но дорог не подарок, дорого… внимание! Смертельный номер!
– Цветочек! Не вздумай! – взмолился некромант, выпихивая меня в сторону двери. – Я уже один разлил. Два часа в обмороке лежал! Я тебя умоляю! Только не здесь!
Я с огромным удовольствием и флаконом удовольствия вышла в коридор. Подышу-ка я воздухом напоследок, а то «оби-и-иделся, не понра-а-авились…». Ничего, будет знать! Рядом жужжала обычная муха, как бы намекая на то, что как человек я – не самый лучший.
И я выплеснула на себя весь флакон, затаив дыхание. Муха сделала вялый круг и упала на пол. Я приоткрыла дверь, всеми силами пытаясь загладить свою вину. Если то, что за мной тянулось, можно было назвать шлефом, то можете считать меня королевой.
– Смотрю, ты о-о-о-очень хочешь извини-и-иться. Вообще-то я на тебя не оби-и-идеелся. Прост рабо-о-оты много, - невозмутимо заметил Эврард, пока я взглядом шарила по окнам, прикидывая какое можно открыть.- Иди сюда-а-а, цвето-о-очек.
Нет, я – не цвето-о-очек. Я тут поля-я-янка… Я тут за весь гарем пахну.
Еще никогда я с такой прытью не пыталась сократить дистанцию между мной и дарителем этого оружия массового поражения. Я даже потерлась об него, лежа на диване и распространяя невыносимые флюиды любви и обожания. Этот парфюм стоило назвать «Одинокая женщина», чтобы любой мужик в радиусе унюхивания падал, как подкошенный, а дама хватала его и тащила в ЗАГС, угрожая вторым флаконом.
Странно. Я тут стараюсь, благоухаю так, что даже комары умолкли, а Эврарду хоть бы хны! Он преспокойненько работает, положив одну руку мне на плечо.
– Молоде-е-ц, цвето-о-очек, - сладко улыбнулся Эврард, когда я снова заерзала рядом. – Пора-а-адовала ста-а-арого челове-е-ека. Пока ты ря-я-ядом меня ни один кома-а-ар не тронет. Оно того сто-о-оило. Поерзай еще немного, а то я слышал, как оди-и-ин лета-а-ает. И спа-а-ать ты буде-е-ешь ря-я-ядом. Всю ночь насеко-о-омых отгонять.
– Я что? Фумигатор? – возмутилась я, чувствуя, как одежда и волосы насквозь пропитались запахом.
– А щито поделать? – развел руками Эврард, поднимая брови. – Вот такой пердюмонокль!
– Знаешь, Эврард, - процедила я, понимая, что сопротивлять бесполезно.
– Я тебя иногда недолюбливаю!
– Зато я тебя перелюбливаю, - усмехнулся гениальный директор.
– То на то и выхо-о-одит.
Глава пятнадцатая. Довести до Оргазма
Глава пятнадцатая. Довести до Оргазма
Мир наш велик, красота так прекрасна,
Да здравствует наша богиня оргазма.
Песенка фанатиков
Я проснулась раньше, понимая, что меня чего –то лишили кое-чего важного. Если бы это совесть или девственность, я бы еще поняла! Меня лишили одеяла! Потеря была невосполнима, утрата была настолько осязаемой, что Лига Справедливости в моем лице тут же решила восстановить мировой порядок. Но пока бог велил делиться, кто-то прослушал, зевнул и пополз использовать мою грудь в качестве подушки. Причем ее взбивали и долго не могли устроиться.
Я смотрела на эту идиллическую картину, глядя на пепельные волосы, разметавшиеся по мне. Еще бы! Тут один мужик не всегда одну бабу содержать может, разве что на подножном корме в спартанских условиях, а этот умудрялся целый гарем. Еще бы так рано поседеть. Одна прядь решила узнать, что у меня во рту, но я ее выпроводила, сдувая со своего лица.
– Бессо-о-овестный!
– пробурчала я, покраснев и вспомнив, почему мое платье валяется в дальнем углу. Мысль о том, как меня нежно вытряхивали из него, ничуть не растопила мое чертвое и замерзшее сердце.
– Зарабо-о-отай денег, цвето-о-очек, - пробурчали мне, протягивая мне кончик одеяла, которым не могла укрыться даже отощавшая мышь, - и купи-и-и мне со-о-овесть… Выберешь сама-а-а.
Я снова посмотрела в угол, пытаясь привстать.
– Пла-а-атье из угла-а-а не приноси-и-ить. Оно нака-а-азано, - снова промурлыкал Эврард, зевая и укладываясь поудобней. – Оно снима-а-аться не хоте-е-ело… Плохое пла-а-атье.
– А трусы, я так понимаю, всегда мечтали о чем-то возвышенном, раз очутились на потолке, - согласилась я, глядя как на барельефе развевается флагом мое нижнее белье.