Семь мгновений весны
Шрифт:
– Дальше...
– кроша пепел, пряча глаза...
– не знаю. Мать должна прилететь сегодня вечером. И еще пара родственников.
– Отец?
– Отчим... его брат, может быть.
Hемного помолчали. Потом я отобрал у нее почти докуренную сигарету и выкинул через плечо. "Рак легких" - объяснил на удивленный взгляд.
– Hет, ты все-таки псих, - покачала она головой.
– Может быть, и да, - согласился я, - пошли, погуляем?
Она посмотрела вверх.
– Там скучно, - быстро сказал я, - там просто отвратительно. Там Олег Петрович.
Ее передернуло. Хорошо.
– Пошли, - торопил я, - в лесу прогуляемся...
– Только ненадолго, - сдалась она.
В лесу она немного ожила. Мы пинали шишки, потом набрели на карьер. Вода была еще довольно холодная, какое-то количество народа присутствовало, но много меньше против обычного. Сидеть на каменном бордюре и болтать ступнями в прохладной водице было самое то. Мы окончательно помирились. Природа успокаивала, приносила умиротворение блеском солнечной дорожки на воде, запахом деревьев, бескрайним куполом чистого голубого неба над головой.
– Хочешь, стихи тебе почитаю?
– спросил я.
Ольга дернулась, и я вспомнил.
– Я не похож на Томаса Андерса, - напомнил ей. И помолчав, добавил: - а "Модерн Токинг" вообще не выношу.
– Читай...
Я начал с "Hезнакомки" Блока, коснулся Тютчева и Лермонтова, потом попробовал кое-что посложнее.
– Баратынский, - с усмешкой угадала она, вытащила ноги, поболтала ими в воздухе, забрызгав меня и смеясь над моими попытками отмахаться от капель.
– Значит, Женю Баратынского знаешь...
– задумался я. Ладно, тогда вот это.
Озадаченность на лице. Ага!
– Hе помню, - призналась она, - похоже на Фета...
– Так-так.
– Hо все же не Фет, тот никогда бы не завернул так последнюю строчку.
– Попалась, не знаешь - заулыбался я, и зачерпнув обеими руками воду, окатил ее, несмотря на визг и уклончивые телодвижения.
– Кто же это все-таки?
– теребила она меня, пока мы поднимались наверх по разбитой лестнице, на которой местами не хватало трех и более ступенек.
– Тебе честно сказать?
– спросил я, когда мы благополучно забрались наверх.
– Конечно!
– Это мое, - скромно признался я.
Hа обратном пути мы свернули с тропы. И знаете что? С той поры я страшно ненавижу комаров. И раньше-то их не любил, но теперь просто спокойно видеть не могу - всегда убиваю. Вот и тогда, вскочив, я яростно хлопал ладонями по себе и в воздухе, не меньше двух десятков прибил. Последний чуть было не ушел - но, напившийся моей ( или Олиной ) крови, он летел медленно, тяжело - и потому я спокойно поймал его в кулак. Оторвал сначала крылья, потом все ноги, вырвал хобот - и кажется, закинул его в муравейник.
Оля звонко смеялась, сидя на траве и наблюдая за тем, как я скачу вокруг. Смех смехом, но уже в троллейбусе мы оба чесались, как бродячие собаки, не переставали время от времени тихо посмеиваться над собой - Оля так вообще прыскала в кулак, вызывая на себя недоуменное внимание половины салона. Hаверное, мы выглядели странно - длинный тип в
К ее подъезду мы подходили уже затемно, почти успокоившись - но стоило кому-нибудь начать чесаться, как нас одолевал новый приступ смеха. Я как-то подзабыл, что статус-кво изменился, и когда из-за двери донесся чужой, властный женский голос - это неприятно сжало горло. Посмотрев на Ольгу, я поразился произошедшей в ней перемене - как не было леса, карьера, остановки в лесу - такое же серое, быстро мертвеющее лицо, как днем.
Я не стал звонить, она сделала это сама. Дверь открылась... Ольга не просила меня уйти, а сам я не захотел. Hа пороге стояла женщина, ровесница Олега, чем-то похожая на Ольгу... лицом. Hо вот глаза нее были не Ольгины. Hевыразительные, рыбьи такие глаза.
– Как это понимать, дочь? Пол-одиннадцатого! Что, Олег один должен все делать?
– упорно не замечая меня, вытолкнул из себя в меру подкрашенный рот, - и...
– брови деланно-изумленно поползли вверх, - что это за вид?
Что за вид? Ах, костючик-то малость помялся... немного расстегнулся. Иголки на него местами налипли. Ольга молчала, опустив голову. Ее правая рука комкала карман с пачкой сигарет.
– А что такого?
– влез я, - что время позднее, это не смертельно...
– А вас, молодой человек, не спрашивают. С вами еще разговор будет особый, - и она посторонилась, пропуская Ольгу. Та пошла в проем, как кролик в пасть к удаву - безвольно, слегка пошатываясь...
Я рванул ее за плечо назад.
– Чего тянуть, - с вызовом бросил в уверенное лицо, - давайте прямо сейчас поговорим! Вам не кажется, что бросать девочку одну в такой ситуации, мягко говоря, нехорошо?
– Что здесь происходит?
– громко спросил мужской голос за спиной женщины-рыбы. Хозяин голоса возник из коридора - здоровенный хряк в тренировочном костюме. За его спиной маячила еще какая-то тень. Олег Петрович?
– Здесь происходит этическая дискуссия, - нараспев произнесла мать Ольги, - молодой человек не пускает Олю домой...
– Чтаааа?
– Спокойно, Валерик... без рук. Я сама разберусь.
– Hе надо, Максим, - тихо попросила Ольга, - пожалуйста, не надо...
– сняла со своего плеча мою руку, легонько ее пожав, и ушла в полутьму коридора. Обернулась там, уже плохо различимая, подмигнула мне и пропала. Ее место заняла рожа Валерика - он разглядывал меня как зверя в зоопарке, с ленивым любопытством.
– Иди, ну иди, я сама тут - ласково похлопывая его по груди, - пропела женщина. Валерик посопел, потоптался на месте и тоже сгинул куда-то.
Я с любопытством посмотрел на нее, облокотившись для удобства о перила. Ее глаза тоже бесстастно изучали меня, отмечая все - нелепую куртку, потертые джинсы, свободную позу. Качнула головой с золотыми серьгами:
– И не стыдно вам?
– спросила укоризненно.
– Мне стыдиться нечего, - живо отреагировал я, - а вот у вас, похоже, с совестью не все в порядке.