Семь минут

Уоллес Ирвин

Мэгги импульсивно накрыла его руку своей.

— Майк, не включайте меня в их число, хоть я и родственница Фрэнка Гриффита.

— Вы не кровная родственница и совсем на него не похожи.

Барретт хотел взять ее мягкую руку, но Мэгги уже убрала ее.

— Его сын тоже ни капельки не похож на отца. Помните, я говорила, что, по-моему, нам не стоит встречаться. Я не могу предавать людей, с которыми живу. Я думала о своих чувствах и сейчас могу более точно описать их. Я пытаюсь защитить не всю семью Гриффитов, а одного Джерри. Только ему я сохраняю преданность. Тетя Этель… она беспомощна, и мне ее жаль. Я никак не смогу навредить ей, что бы ни сделала. Что касается дяди Фрэнка, то после всего того,

что он сделал и делает сейчас, у меня остается все меньше и меньше родственных чувств к нему. Нет, это не совсем правильно. Когда любовь к кому-то ослабевает, это значит, что когда-то вы любили этого человека. Я никогда не любила его по-настоящему. Я терпела его, старалась ужиться с ним и, как кошка, пыталась защитить от него Джерри. Мне наплевать на Фрэнка Гриффита. Сейчас я не сомневаюсь, что он настоящая заносчивая скотина. Все, что о нем сказала Изабель Воглер, чистейшая правда, только это еще надо возвести в клуб.

— Мэгги, вы вовсе не обязаны…

— Я хочу избавиться от тяжелого груза, пока есть возможность. Вот вам один пример. Йеркс хочет, чтобы Джерри выступил свидетелем против вашей книги. Это очень важно для него. И хоть Джерри не говорит со мной о том вечере, когда хотел покончить с собой, он постоянно угрожает повторить попытку, если его заставят выступать в суде. Одна мысль о том, что ему придется давать свидетельские показания и подвергаться перекрестному допросу, приводит его в ужас. Джерри не может противиться отцу, поэтому рассказывает о своих страхах только мне и психоаналитику. Дядя Фрэнк знает, что творится с сыном. Он слышал от доктора Тримбла, чем может обернуться для Джерри выступление в суде, и тем не менее твердо стоит на своем. Черт побери, твердит дядя Фрэнк, мой сын настоящий мужик, он встанет и расскажет, что сделала с ним эта книга. Дядя Фрэнк делает вид, будто требует этого ради блага самого Джерри, якобы чтобы спасти сына от обвинения в изнасиловании, но мне кажется, что он делает это, дабы сохранить лицо и отвлечь всеобщее внимание от своей ответственности за поступок Джерри. По-моему, он ведет себя как обыкновенный эгоист, а не любящий отец. Он готов пожертвовать сыном, чтобы спастись самому, и я просто не могу допустить, чтобы это произошло.

— А что вы можете сделать, Мэгги?

— Ничего или очень многое. Джерри имеет право отказаться выступать в суде, если захочет, правда?

— Не совсем, — покачал головой Барретт. — Дункан может вызвать его повесткой, но он не рискнет пойти на это, если Джерри откажется помогать обвинению. Так что Джерри самому решать, выступит он в суде или не выступит.

— Это решать не Джерри, а его отцу. Моя задача — помешать Фрэнку Гриффиту заставить его сделать это и уговорить его проявить благоразумие. За последние несколько дней мне уже десяток раз хотелось стать на сторону Джерри, но, признаться, я струсила. Боялась, наверное, подвергнуть опасности свое будущее. Ваш рассказ о том, как дядя Фрэнк подкупил Изабель Воглер, привел меня в ярость. Я почти готова выступить против Гриффита. Нужно как-нибудь вечером выпить для храбрости и все ему выложить. Сколько у меня времени?

— Наверное, до середины следующей недели.

— Значит, я должна поговорить с ним начистоту до следующей среды.

— Вы надеетесь заставить Фрэнка Гриффита изменить свое решение?

— Да. — Девушка немного помолчала. — Я могу рассказать ему, что Джерри пытался покончить с собой.

— Думаете, что сможете рассказать своему дяде об этом?

В голосе Барретта послышалось сомнение.

— Думаю, смогу, хотя и не уверена. Мне только кажется, что, если рассказать об этом дяде Фрэнку и втолковать, что, оказывая на Джерри давление, он может заставить его повторить попытку, дядя передумает. Последствия такого скандала могут перевесить причины, которые заставляют его требовать от сына свидетельских показаний.

— Мэгги, хоть вы и делаете это ради Джерри, а мне выгодно, чтобы Джерри не выступил против нас, я бы на вашем месте все хорошенько обдумал, прежде чем разговаривать с Фрэнком Гриффитом.

— Почему?

— Потому что, выиграете вы или проиграете, ваша жизнь в доме Гриффитов станет невыносимой, а я не уверен, что вы готовы покинуть его. Вы мне сами говорили, что нуждаетесь в крове и поэтому живете с ними.

— Я уже сомневаюсь, что мне нужен этот ужасный дом. Я могла бы рискнуть и жить одна. Я согласилась показаться с вами на людях, и это — мой маленький вызов, юношеская бравада.

— Интересно…

— Что?

— Почему вы рискнули?

— Вы сами напросились. — Мэгги отбросила прядь волос, упавшую на глаза. — В основном потому, что вы мне нравитесь.

— И вы мне нравитесь, Мэгги. Вы не могли не заметить этого.

— Вы просто отвечаете любезностью на любезность.

— Вы мне нравились и до этого обмена любезностями.

— Полигамный мужчина, — пошутила она, не улыбнувшись. — Я не скрываю радости оттого, что вы расстались с Фей Осборн. Так ведь?

— Что? О да. И особенно меня радует то, что мы расстались навсегда.

Она принялась крутить кольцо на указательном пальце.

— Есть еще одна причина, по которой я согласилась поужинать с вами. Несмотря на Джерри, — а вы сами сказали, что с приговором нет никакой определенности, — я за Джадвея и «Семь минут». Я уже говорила вам об этом. Мне хотелось бы помочь вам.

В это мгновение Майку захотелось воскликнуть: «Мэгги, я люблю тебя!», но вместо этого он сказал:

— Это было бы замечательно.

— Сейчас, когда вы потеряли Изабель Воглер, мне особенно хочется помочь вам найти свидетеля, который доказал бы, что не только книга повинна в преступлении Джерри. Но я не знаю ни одного человека, который мог бы сказать правду… кроме меня самой. И… и я не готова зайти настолько далеко, чтобы дать свидетельские показания. Понимаете?

— Я бы не позволил вам выступить в качестве свидетеля, даже пожелай вы этого.

— Мне противна вся эта грязь, которой поливают «Семь минут». Я много думала о героине Кэтлин и реальной женщине, любовнице Джадвея. Говорят, она вдохновила его на создание образа Кэтлин…

— Касси Макгро.

— Как я завидую ей, ее свободе, ее всепоглощающей любви. Большинство женщин живет и сходит в могилу, не познав даже крошечной толики любви.

— А вы-то сами, Мэгги? — тихо спросил Майк Барретт. — Могли бы вы испытывать к мужчине такие же чувства, как Кэтлин… или, скажем, как Кэтлин из книги?

— Я… не знаю. — Девушка отвела глаза. — Когда я думаю о Кэтлин из книги, порой мне кажется, что я способна на такие же чувства. То есть мне кажется, что они лежат где-то под спудом, глубоко в душе, и могут вырваться на волю. Я готова подарить их настоящему мужчине, все без остатка, и, в свою очередь, приму его любовь. Я надеюсь в один прекрасный день пережить свои семь минут.

— Если вы так хотите этого, вы когда-нибудь встретите настоящую любовь, — серьезно заверил девушку Майк Барретт.

— Поживем — увидим… — Она смущенно пожала плечами. — Знаете, который сейчас час? Если хотите в понедельник быть в хорошей форме, вам следовало бы лежать в постели еще час назад, принимая во внимание то, что с вами произошло. Надеюсь, что вы проявите благоразумие и завтра хорошо отдохнете.

— Боюсь, ни завтра, ни в какой-либо другой день до окончания процесса мне не удастся отдохнуть. Мы нашли итальянского художника, да Векки. Он утверждает, что знал Джадвея и написал его портрет. Завтра да Векки вылетает из Флоренции. К тому же необходимо поговорить с полудюжиной других свидетелей.