Семь портретов
Шрифт:
– Где мне встать? – с едва заметной дрожью в голосе спросила она.
– О, не задавайте вопросов – вам беспокоиться не нужно. Фотограф сам должен позаботиться о вас. Нет, не прикасайтесь к шляпе, лучше просто слегка поднимите подбородок. Конрад, зажги верхнюю лампу. Ваши плечи прекрасны, но напряжены. Идеально, спасибо.
Он работал быстро и без лишних движений – раздавал указания и двигался, глядя в объектив своей камеры. Готлиб семенил мелкими шагами, обходя вокруг Риты и не уставая восхищаться ее лицом.
Наконец, раздался щелчок, и к потолку взвился сероватый дым.
– Благодарю, – протягивая ей руку, медленно и с чувством сказал Готлиб. – Вы оказали Артуру бесценную услугу, надеюсь,
– Понимаю, – все еще очень тихо и неуверенно ответила она. – Это только для него.
Глава 23 Рита. Фотография Готлиба
Майские дни медленно перетекали в летнюю безмятежность, и Рита вынесла все свои цветы в беседку. Еще осенью ей казалось, что они могут занять всю площадь деревянного пола, но теперь было ясно, что даже если расставить все горшки по местам, здесь останется достаточно места. Решив не беспокоиться об устройстве парника еще хотя бы месяц, Рита попросила Робби перенести в беседку стол и стул. Теперь она работала не в доме, а у себя на заднем дворе. Приходилось брать с собой книги и ставить их поверх легких картонных шаблонов, для того чтобы ветер не разнес всю ее работу по двору, но теплый воздух, хороший свет и приятное ощущение свободы того стоили.
С того момента, как они с Артуром побывали в печатной мастерской прошла целая неделя. Для нее каждый день был занят разными делами, которых со временем становилось все больше.
Она полагала, что когда наступит летний сезон, спрос на открытки снизится, но в последнее время на почте стали заказывать уже по пятьдесят открыток, и ее это стало утомлять.
Беспокоиться и искать второе почтовое отделение, уже не было нужды. На поиски подходящих сюжетов не оставалось времени, но это было и не нужно – за те месяцы, что она проработала, продавая свои открытки, в отделении осталось достаточно образцов. Теперь, каждый раз, когда она забирала свои деньги, девица с отполированными ногтями вынимала из ящика секретера несколько открыток и показывала ей, давая понять, какие именно нужно сделать к следующему разу. Рита не интересовалась причинами, по которым те или иные открытки пользовались спросом, но сумела заметить, что с наступлением лета все варианты с цветами утратили свою популярность. Люди начали дарить настоящие, живые цветы, которые приятно и тонко пахли пыльцой, дарили солнечное тепло и так красиво умирали, зажатые и спрессованные сотнями страниц тяжелых книг.
Настало время романтики – покупатели хотели видеть пруды и лебедей, зеленые дали, лазурное небо и сверкающую водную гладь. Люди уезжали на курорты и приглашали с собой друзей. Рита рисовала все, что было нужно, хранила шаблоны и переделывала эскизы. К лету у нее скопилась своя собственная коллекция, из которой она постепенно выбирала лучшие образцы и переводила рисунки на карточки.
Эти деньги кормили ее и Робби, и она очень этим гордилась. Еще никогда ей не была знакома эта радость – купить что-то только на свои деньги, подарить сыну галстук к ближайшим выходным и оплатить покупку своими средствами. Она не шила для него одежду, предпочитая покупать рубашки на сэкономленные деньги. Урезать расходы можно было по-разному – к примеру, она больше не покупала свечи, сама пекла хлеб и даже научилась чистить обувь, не обращаясь к мастерам. Они обходились без сладостей уже достаточно давно, и лишь Артур иногда приносил что-нибудь к чаю. Впрочем, он не появлялся уже неделю, и Рита решила, что поступила неправильно, позволив Готлибу сделать тот снимок.
Да, возможно, она совершила ошибку, но отчего-то в ее душе не было сожалений. Артур был способен на большее, и ей хотелось, чтобы он тоже это понял. Она видела в нем большой потенциал, а он отказывался расходовать силы на что-то другое, кроме бесполезных портретов разведенной женщины. Готлиб не только заметил в нем талант – он предложил помощь. И если для этого требовалась ее поддержка, то Рита сделала все, что от нее зависело. Не Бог весть, какой труд, но зато появилась возможность увидеть нечто лучшее и побудить Артура двигаться дальше.
В это воскресенье она не была занята обычными заботами – ей хотелось выпить чаю в тени своей беседки, но она не решалась сделать это. Казалось, что удовольствие от теплого вечера и горячего напитка будет неполным, если ей не удастся разделить его с Робби или кем-то еще.
Флинт лениво подал голос и почти сразу же успокоился – к ним пожаловали знакомые. Кроме Антона или Артура приходить было некому, и Рита покинула гостиную, чтобы узнать, кто почтил дом своим визитом.
За калиткой стоял Артур. До чего же он вежлив – она уже давно показала ему, как открывать воротца снаружи, но он до сих пор предпочитал ждать, когда она сама даст ему разрешение. Не утруждая себя лишними шагами, Рита помахала ему с порога:
– Проходи в дом, я ждала тебя.
Он робко кивнул и последовал ее словам.
– Я не решался зайти к вам, потому что не был уверен. Но я хотел, правда.
– В чем не был уверен?
– Сейчас объясню.
– Тебе не будет сложно пройти на задний двор? Я хочу выпить чаю, сидя в беседке, кажется, это будет прекрасно.
– Да, конечно.
Задний двор являлся территорией, где бывали только три человека – двое хозяев и один гость. В этом было что-то приятное и необычное – по дорожке к парадной двери проходили коммивояжеры, случайные знакомые, одноклассники Робби и даже ее бывший муж. Однако другая сторона дома была закрытой для посторонних – здесь можно было устраивать все только по своему вкусу и не стесняться своих вещей. Она доверяла Артуру настолько, что впускала его на задний двор, без страха открывая перед ним самую закрытую часть дома, если не считать своей спальни или комнаты Робби.
Она усадила его в беседке, пообещав вернуться через некоторое время с чаем и вторым стулом. Когда все было готово, Артур сам появился на пороге столовой, откуда она хотела взять стул, и она в очередной раз удивилась его проницательности. Оставалось только принести поднос и устроиться за столом.
– Рассказывай, – улыбаясь, попросила она, когда с приготовлениями было покончено.
Артур сглотнул и облизнул губы.
– Не знаю, как приступить. Наверное, для начала покажу вам ваш портрет.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака карточку и протянул ей.
Рита оказалась совершенно не подготовленной к тому, что увидит. Это был настоящий портрет, не в полный рост, а как полагается - крупным планом, вполоборота, до линии груди. Все лишнее осталось за кадром, а с фотографии на нее глядела красивая и немного смущенная женщина. Мягкие тени лежали под подбородком и полями шляпки, но оттенки красиво обрисовывали линию губ и бровей, так что это лицо казалось почти незнакомым. Впервые за долгие годы Рита поняла, что ей нравится собственное лицо.
– Что скажете? – спросил Артур, отвлекая ее от снимка.
– Мне нравится.
Лгать и скромничать смысла не было – наверняка он уже понял, как сильно она была поражена.
– Это совершенство, – вздохнул он. – Я забрал снимок уже на следующий день. Не мог ждать, помчался во время перерыва, опоздал в кондитерскую и получил выговор от Юдифи, но уже с фотографией в кармане. Оно того стоило, можете мне поверить. Оставляя снимок, Готлиб попросил Конрада, чтобы он передал мне вопрос. Хотел узнать, не смогу ли я прийти еще раз. Я ничего не ответил, но пришел еще через день, и Конрад сказал, что я встречусь с Готлибом, если зайду поздно вечером. Сразу после работы отправился к нему, стал ждать.