Семь сирен
Шрифт:
Пролистав все отчеты, я установил, что эта неполнота сведений относилась ко всем. Похоже, семь девушек находились здесь потому, что по той или иной причине ничего не удалось установить о их жизни до того, как они попали в приют. В трех случаях под сомнение ставилось даже то, что они когда-либо жили в «Солнечной долине». Для дальнейшего изучения я выбрал именно их досье.
К числу наиболее сомнительных претенденток на наследство принадлежала и Аманда. Она работала лаборанткой в Сан-Матео, неподалеку от Сан-Франциско, и в последнее время занималась психологическими экспериментами, связанными с изучением поведения крыс. Для поездки на остров взяла
В досье сообщалось, что Аманда не слишком прилежно училась в колледже и преподаватели считали ее способной, но ленивой. Во время учебы она не очень усердно трудилась, но все-таки умудрялась содержать себя, имея чрезвычайно низкие личные доходы, при весьма обеспеченных приятелях мужского пола. Родители, вырастившие ее, умерли, но родственники заявили, что ее взяли на воспитание из приюта «Солнечная долина».
Ивонн Дженкинс оказалась малоизвестной личностью. С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, она зарабатывала себе на жизнь, трудясь продавщицей или официанткой в баре, меняя или, как сейчас, совмещая эти профессии. Ее приемные родители тоже умерли, когда ей было десять, и ее отправили в еще один приют, затем к новым родителям, а потом и еще к одним. В этой суматохе сведения о ее пребывании в «Солнечной долине», само собой, канули в Лету.
Третьей барышней, которая могла и не попасть в нужный приют, оказалась Андреа Строганов. В отчете ее описывали как скрытую садистку. В пятнадцать лет она сбежала из дома. Следов ее приемных родителей обнаружить не удалось. Она работала сиделкой, но ее уволили за то, что она обмыла мужчине гениталии ледяной водой. Комиссии, расследовавшей это должностное преступление, она объяснила свой поступок тем, что недавно порвала со своим дружком и находилась в состоянии депрессии. В соответствии с рапортом, дружков у нее обнаружилось не так уж и много. И я не стал этому удивляться. Вернувшись назад, я просмотрел описание ее внешности, но оно оказалось слишком скупым: брюнетка с бюстом, который едва ли заинтересовал бы меня.
Оставались еще две, с кем я не встречался до сих пор — Робин Маки и Филиппа Джоунс. Родители, воспитавшие их, клялись, что взяли их из приюта «Солнечная долина». Но что касается настоящих имен девушек, то в одном случае оно затерялось, в другом — его, видимо, намеренно забыли. Робин с семнадцати лет работала стриптизершей в Норт-Бич и выступала на сцене вот уже пять лет. Ее родители — отец-алкоголик и мать, безразличная ко всему, — все знали и плевали на это. Девушка больше походила на отца — много пила и выбиралась из постели только по необходимости. Робин с энтузиазмом относилась к сексу и в перерывах между сеансами принимала денежные дары. Как танцовщица она не хватала звезд с неба, но, судя по отчету, активно наслаждалась тем, что обольщала мужчин своим телом.
Филиппа Джоунс представляла собой загадку. В том, что касалось ее личной жизни, агенты не смогли разобраться. Ее друзья, соседи и хозяин (страховой брокер) не знали о ней почти ничего. Ее считали слишком скрытной. Она никогда не говорила о себе, о своих родителях или о своем прошлом. Она не имела ни дружка, ни закадычной подружки. О ее прошлом агенты раздобыли только голые факты, все они вели к известному приюту, однако о ней самой не нашли ровным счетом ничего. Она характеризовалась как аккуратная, умная и самоуверенная
Я сидел с пустым стаканом в руке, устало уставившись на папку. Имя, напечатанное на обложке, гласило: «Райма Сноу» — и она проявила себя самой безумной из всех. Только к астрологии, вечной жизни, летающим тарелкам, дзэн-буддизму, движению за мир и свободной любви она относилась серьезно. Не хипповала — возможно, из-за непосредственного консервативного влияния присутствия А. З. Брэдстоуна, — но определенно выглядела слегка тронутой. Единственное, в чем ее не сумели уличить, — это в приеме наркотиков. Вероятно, она постоянно находилась в состоянии, близком к наркотическому опьянению, сама по себе и ни в каких дополнительных возбуждающих средствах не нуждалась.
«Итак, о чем же все это мне говорит? — устало спрашивал я себя, откладывая в сторону папки и отправляясь налить себе вторую порцию выпивки. — Только о том, что любая из семи девушек может оказаться наследницей семидесяти миллионов баксов — и никто не докажет обратного».
Я уже приканчивал стакан, решив, что шесть порций — мой предел, когда в комнату вошла чуть полноватая девушка небольшого роста с книгой в руке.
Она бросила на меня взгляд и слегка нахмурилась, ее большой рот и полные губы сложились в неестественную гримасу, выказывавшую то ли неодобрение, то ли неловкость. Ее жидкие прямые волосы имели какой-то неопределенный оттенок между темно-каштановым и черным. Широкое простое лицо с тяжелым подбородком не украшали узкие черные глаза.
Только с первого взгляда вы совсем не обращали внимания на ее лицо. В глаза бросались груди необычайных размеров, они придавали синему пуловеру невероятную форму. Либо лифчик, который она носила, представлял собой шедевр инженерного искусства, либо его содержимое было таким твердым, что совсем не отвисало. Она сразу же удовлетворила мое любопытство, назвавшись Андреа Строганов. Лицо совершенно непримечательное, а фигура — округлая и плотная, достаточно приятная, с намеком на свеженькие ягодицы, выделявшиеся под юбочкой из шотландки, которая не доходила ей до колен.
— Есть что-нибудь почитать? — быстро спросила девушка хрипловатым голосом. Мне пришло в голову, что это ее защитная реакция и что, вероятно, она так же нервна, как Райма Сноу, которая считала, что половой жизнью управляют звезды.
Я пожал плечами.
— Где-то тут мне попадалась на глаза парочка книжек в мягких обложках. — Я указал на низенький столик красного дерева рядом с диваном. — И несколько журналов.
— Я их видела, но я читаю только про убийства. — Она подняла книгу, которую принесла, так, чтобы я смог увидеть название: «Мертвые не чувствуют боли». Я не мог прочитать имя автора, набранное слишком мелким шрифтом.
— Не интересуюсь убийствами, — признался я искренне. — Но готов одолжить вам «Фанни Хилл».
Она кивнула, а ее губы странно задвигались; уголки их извивались в противоположных направлениях, так что казалось, у нее на лице одновременно два выражения — одна половина выглядела веселой, в то время как другая — печальной.
— И вы читаете подобную мерзость! — воскликнула она.
— А кто не читает? — спросил я из любопытства. — Если отбросить наши сдерживающие начала, мы, мужчины, — люди из плоти и крови.