Семь снов черного кота

Преображенский Сергей

В тот вечер, проходя мимо дощатого деревенского сортира, фельдфебель Шульц увидел одного из своих солдат вцепившегося двумя руками в свои штаны.

– Что случилось ефрейтор? Почему не отдаете честь? – спросил он.

– Извините, господин фельдфебель, я не могу, - ответил солдат, - Я случайно уронил свой ремень в очко, и теперь мои брюки…

– Утеря казенного имущества тяжелейший проступок! Ступайте в сортир и делайте что хотите, хоть ныряйте туда, но без ремня не возвращайтесь!

Звали этого ефрейтора, как я думаю, вы уже догадались Адольф Гитлер. Таким образом, фельдфебель Шульц мог изменить ход мировой истории, но не судьба!

А что касается вас Мухин, то я думаю применять электрошок пока рано, можно ограничиться методом сенсорной депривации.

– А что это? – настороженно спросил Витька.

– Не пугайтесь, это не больно! – улыбнулся врач, - Вас поместят в специальную звуко- и светонепроницаемую камеру…

Тут зазвонил телефон. Доктор снял трубку, сказал «сейчас приду» и повернулся к Мухину.

– Я вернусь через пять минут, а вы пока не скучайте и обязательно дождитесь меня.

Он сунул тетрадку в стол и вышел из кабинета.

Упустить такой шанс Витька просто не имел права. Он встал, обошел стол вокруг и осторожно выдвинул ящик. Никакого пистолета в столе не было, только все та же пухлая тетрадь. Мухин машинально открыл ее:

«…Сегодня я, наконец, окончательно уверился в том, что я сошел с ума. Это единственно возможное объяснение того, что происходит со мной в последние дни. Но лучше все по порядку.

Проснувшись неделю назад рано утром, я обнаружил, что я это вовсе не я. То есть тело-то вроде было мое, руки и ноги, пожалуй, тоже, но вот голова… с головой творилось что-то странное. Во-первых, я долго не мог понять, где я - обои в цветочек и потолок с желтым пятном похожим на Мадагаскар мне ни о чем не говорили.

Рядом с кроватью стоял стул, на нем лежали джинсы и рубашка – тоже явно не мои. Я встал, надел чужую одежду (не ходить же голым!), вышел в коридор, так же незнакомый, зашел в ванную и тут в зеркале впервые увидел себя. Быть может, это звучит нелепо, но это было действительно так – человека, который смотрел на меня из зеркала, я видел впервые. У незнакомца было узкое худое лицо, тонкий хрящеватый нос и темные волнистые волосы, в то время как у меня всегда были… И тут я с удивлением осознал, что понятия не имею какие у меня раньше были волосы, нос, лицо! Я вообще не помнил ничего о себе, даже собственного имени! Как будто кто-то мокрой тряпкой протер мой мозг, словно школьную доску после урока.

Несколько минут я тупо стоял перед зеркалом, вглядываясь в свое отражение и мучительно пытаясь сообразить, что же это со мной? Так ничего и не поняв я плеснул на лицо холодной водой и вернулся в комнату.

И тут странная мысль пришла мне в голову: если мое «Я» это информация, записанная в моем мозгу, и теперь эта информация непонятно каким образом стерлась, то получается, что меня уже нет, я вроде как умер? Или не умер? Ведь я хожу, слышу, вижу, думаю, наконец! «Я мыслю, следовательно, я существую!» Кто же это сказал? Ах да Декарт! Вот черт, Декарта помню, а себя не помню!

Я перерыл все ящики в шкафу и письменном столе, в надежде найти хоть какие-нибудь документы, удостоверяющие мою личность, но нашел лишь бумажник с небольшим количеством денег, да записку с телефоном какой-то Светы. Это, конечно, была хоть и слабая, но зацепка, и я тут же набрал номер:

– Алло! – ответил заспанный женский голос.

– Света? – спросил я.

– Да, а кто говорит?

«Хотел бы я и сам это знать!» - подумал я, а вслух произнес:

– Ты что меня не узнаешь?

– Вадик, ты что ли? – неуверенно проговорила девушка и зевнула в трубку.

Имя Вадик мне почему-то не понравилось, да и в голосе девушки сквозило явное сомнение.

– Нет! – ответил я.

– Тогда Генка?

Но и это имя меня не удовлетворило. Затем я отверг имя Валентин как слишком женственное, Василий – показалось мне банальным, а Иннокентий вычурным. Я почему-то был уверен, что стоит только Свете назвать мое настоящее имя, я тут же узнаю его, и сразу вспомню все остальное, но терпение девушки быстро истощилось. После того как я не захотел стать Ильей, она вдруг рассердилась:

– Знаете что молодой человек, немедленно повесьте трубку! И не звоните мне, пока не вспомните, как вас зовут!

«Если бы ты знала, как я сам этого хочу!» - подумал я, слушая короткие гудки.

Впрочем, оставался еще один шанс. Я нашел в прихожей кроссовки с узлами на шнурках, и уже почти обулся, когда услышал, как в замке поворачивается ключ. Тихо на пальцах я вернулся комнату и не придумал ничего лучше как спрятаться за занавеской.

В прихожей послышался шум, хлопнула входная дверь и вскоре в комнату вошла молодая девушка в джинсах и футболке. Она тут же через голову стащила с себя майку, затем джинсы и крошечные трусики (в этот момент я совершенно некстати вспомнил, что такие трусики называются стринги). Между тем девушка достала из комода полотенце и, напевая себе под нос что-то неразборчивое, вышла, очевидно, в ванную.

Подождав немного, я, стараясь производить как можно меньше шума, следом за ней вышел из комнаты, добрался до прихожей и уже почти открыл входную дверь, как вдруг услышал за спиной:

– Ты куда?

Я обернулся - девушка вышла из ванной и стояла в проходе совершенно голая, одной рукой придерживая дверь. Небольшие капельки воды блестели на ее влажном теле. Я почувствовал, как приятная теплота начинает заполнять низ моего живота, и это мешало мне нормально соображать.

– Я в магазин, за хлебом! – пробормотал я первое, что пришло в голову, и попытался изобразить на лице что-то вроде беззаботной улыбки, - Скоро вернусь!