Семь способов засолки душ
Шрифт:
— Куда ушла?
— Да кто ж ее знает куда. Где-то по впискам моталась, наверное. У мужика, может.
— Она тоже ходила в «Белое солнце»?
— «Белое солнце»? Это те, что в «Рассвете»?
— Да, секта. Все девушки увлекались нью-эйджем, шаманизмом.
— Тем более, чего ты от них хочешь? Такие только и топятся. И секта — очень громко сказано. Сидят в ДК и молятся.
Сощурившись, он всматривается в Нику.
— Ты поэтому к Бардахову ходила?
— Я искала Светлану Баеву. Мне сказали, что она была в секте.
—
Ника качает головой.
— Ты общалась с кем-нибудь еще из «Сияния»?
Ника вспоминает Андрея, его глупый смех.
— Нет.
Из-за занавески за спиной Широкова показывается узкая женская рука. Она сжимает ткань, сдвигает ее в сторону.
— Самоубийства… — Широков вздыхает. — А где их нет? Вот настоящая проблема у нас в городе — наркомания. И наркоманки, которые себя поджигают по чердакам. День города на носу, а тут такое, все на ушах стоят.
— Особые староалтайские наркотики, наверное? После которых бензином обливаются. Она сказала, что виновата, просила у кого-то прощения.
— И что? Имена называла?
— Нет.
— Ну и что здесь искать, скажи мне? — Широков опирается на стол, склоняется ближе к Нике, наставив на нее палец. — Хочешь добрый совет? Не лезь туда, куда не просят. Прекращай играть в детектива, Шерлок. Это в романах у нас следствие ведут все кто ни попадя, от санитарки до монтера, а в жизни на это есть следственные органы. У нас всё под контролем.
— Не сомневаюсь.
Из-за занавески показываются длинные темные волосы, сероватый лоб, белесый глаз, разбитый нос, второй глаз заплыл — Айта. Ее не стало перед Никиным десятым днем рождения.
— Я бы хотела, чтобы вы завели дело, — говорит Ника. — Расследовали. Может, до самоубийства их доводят, как в «Сиянии»?
— А ты правда хочешь, чтобы я расследовал? Вот серьезно.
— Конечно.
— То есть хочешь присесть.
— А я-то здесь при чем?
Широков понимающе улыбается, мол, нашла кому вешать лапшу.
— Мало кто в курсе, что ты здесь, но слухи расходятся быстро. Дочка Дагаева в городе. Может, это ты ту бабу подожгла? Заманила на чердак, облила бензином и того. А Толя тебя отмазывает, как дурак. Может, ты такая же чокнутая, как папаша твой, а? Труп нашла в заброшке. Это совпадение или кто-то тебе сказал, что он там?
— Я же говорю про письма.
— Письма, да. Ты говоришь со спамом. И что на это скажет суд, а?
Айта выходит из-за занавески, встает за спиной Широкова. Лицо ее разбито, нос свернут набок, хрящ торчит белым наростом. В руке у Айты кусок сырого мяса.
Широков оборачивается, смотрит сквозь Айту.
— Что там?
Ника качает головой.
— Ничего. Вы помните Айту?
Широков замирает, внимательно смотрит на Нику.
— Какую?
— Айта. Разбила себе голову в загородном доме.
Он помнит, это заметно. Снова оборачивается на
— Значит, галлюцинируешь вовсю.
— Просто я шаманка. Шаманская болезнь, астральный мир. Мы с Якутом это обсуждали. Он сказал, что здесь место силы, духи громче говорят.
Широков хмыкает.
— Слушай, ну я знал, что все плохо, но не подозревал, что настолько. Тебе, может, опять прилечь в больничку, отдохнуть? Тут и здоровый человек кукухой поедет, труп найти, потом еще самоубийца, пожар…
— Это не мне решать. Если захотят, положат сразу же. А Айту вы должны помнить. Вы же к ней приезжали.
— Ты все перепутала. И это не твое дело, — повторяет Широков с нажимом.
— С каких пор оно стало не моим?
— С тех пор, как помер твой отец. Оставь это. Лечись, живи спокойно.
— Вы к нему ходили.
— К нему ходили все.
— Не все ходили так, как вы.
Широков щурится.
— А ты сейчас одна живешь, получается? — спрашивает он. — Или с тем парнем? Забыл имя, все время к тебе приезжает. А, брат Баевой. Как у них дела? Видел его мать недавно. Она работает тут неподалеку.
Ника молчит, представляет, как Ромина мать возвращается из магазина, тащит пакеты, старается не навернуться на ледяных заносах. Что если кто-то ударит ее по голове? Или толкает, и она падает на лед. На ограждение у тротуара. На ступеньку. Падает с моста — самоубийство, так потом скажут. Дочь схоронила и не выдержала.
— Толя делает все, чтобы тебе было хорошо, — говорит Широков. — Прикрывает тебя как может, как родной отец за тебя впрягается. Цени это. Пришли мне эти письма, если они так тебя тревожат. Посмотрю, что там за отправитель.
Айта склоняется к Широкову, прижимается синей щекой к его щеке. Смотрит на Нику и прикладывает палец к губам.
— Они не сохранились, — отвечает Ника. — Показалось, наверное. Мне часто кажется всякое.
— Вот и умница, — улыбается Широков. — Но если что-то будет, ты мне сообщи, хорошо?
Ника кивает.
На этом Широков отпускает Нику — похоже, выяснил все, что хотел. Ну или просто убедился, что никто ей не поверит.
— Забыла спросить о вашем здоровье, — говорит она на прощание. — Как оно?
— Как обычно, хорошо, — устало отвечает Широков. Айта сжимает мясо в кулаке, оно сочится темной кровью.
— Доброго вечера, — говорит Ника.
— До встречи, — она слышит вслед.
На улице Ника закуривает. Ее до сих пор потряхивает. Заметив на стене ларька объявления о шаманском обществе и помощи заблудшим душам, Ника лезет через говно и грязь к стене, отдирает их, обрывки бросает в лужу. Под изумленными взглядами прохожих возвращается обратно на тротуар. Один останавливается рядом. Ника оборачивается, набрав воздуха, чтобы послать куда подальше, но выдыхает — перед ней стоит Аникин. Он рассматривает ее вымазанные по щиколотку ботинки.