Семь способов засолки душ
Шрифт:
Из телефона на подоконнике звучат нью-эйдж песнопения. На стенах рисунки углем: солнце, луна, дом, лес, человек с головой птицы. Вбиты гвозди, на которых обереги и талисманы, старый календарь с изображением Байкала, плетка, одежда. В угол комнаты свалены игрушки: деревянные машинки, кубики, пирамидка из блоков.
— Здесь дети? — спрашивает Ника. Она встречается взглядом с Андреем, тот разводит руками.
Замешкавшись, Синичка нехотя кивает.
Она ведет Нику и Рому в дальнюю комнату. Детей двое. Девочка лет десяти спит на матрасе, брошенном на пол, укрытая розовым и чистым, будто из другого дома, пледом. Мальчику примерно пять, он играет в телефоне, на Нику не отвлекается.
Рома за Никиной спиной еле слышно
— Нормально у вас тут, — он говорит Андрею. — Вы не фанатики, ага, вы просто нелюди ебaные.
— Об этом я ничего не знал, — шепчет Андрей ему в ответ.
— Ага, конечно.
— И… давно? — спрашивает Ника у Синички.
— Анечка и Максим живут у нас где-то полгода.
— А Анечка ходит в школу?
Синичка впервые хмурится, говорит, что школа — это путь ко злу, Анечка на домашнем обучении, мы с ее мамой решили, что так лучше.
— Где их мать? — спрашивает Ника. Они идут обратно в зал с диваном-книжкой. Матери у Анечки и Максима разные, те самые женщины, которые дремали на ковре. Они просыпаются, смотрят на Нику с неподдельным удивлением, называют имена, которые им дали — непроизносимые и странные. Они нашли семью, они так говорят. Одну недавно бросил муж, работает в колл-центре «Белого солнца» (даже такой есть, удивилась Ника, целый колл-центр), вторая рано родила, похоронила мать, работа тоже в интернете. Они на пути к сиянию, они стараются, исполняют ритуалы, голодают, молятся. У них немытые волосы и обломанные ногти.
Можно написать заявление на проверку этого притона — но кто будет проверять? Можно написать журналистам, но матери с детьми просто переедут. Они дееспособные, у них работа есть.
Но все же просто, вдруг понимает Ника и повторяет то, что слышала в детстве сотни раз: ту интонацию, те же слова и те же жесты.
Я — новый аватар Великого духа, дочь Второго мессии, наследница гуру Калки, человека шестой расы, проводника мудрости, передавшего мне знания о связи между всеми формами жизни. Я помню прошлое, я вижу будущее, могу изгибать пространство, могу дать жизнь и забрать ее, вот знак Великого аватара, Великого духа, он знал, что я понадоблюсь вам, он так сказал — ты будешь им нужна, ты к ним придешь, увидишь, что они потеряны, и разбудишь их. У вас было тяжелое, черное время, у тебя, и у тебя, и у тебя, говорит она мужчине, ты поднимись с дивана, этот диван не заслужил тебя; смотрите на меня, вы много страдали, и я страдала, потому и вижу твой истинный свет, и твой свет, и твой, проснитесь же, ваше страдание окончено, да, потому что ваше сияние с вами, дети — вот ваша сила, взрастить свое сияние вы можете, только взрастив их, берите их, живите мирно, как живут другие, и больше не возвращайтесь в этот дом, потому что вы уже сияете, потому что через детей уже заговорил с вами и Великий дух, и Дух матери, и Дух воды, и Дух огня, так завещал целитель и учитель, энергетический воин, всеобщий муж, спускающий с Небес и возносящий на небеса, намо ратна трая я нама арья джняна сагара вайрочана ба йоха ранзая татхагатая архатэ самьяксам будхая нама сарва татхагвата тэ архатэ тэсамьяксам будхэ тэнмо арья авалоките шварая бодхисатвая махасатвая махакаруникая тадьятха ом дара дара дири дири дуру дуру итти вэтэ тсале тсале патсале патсале кусуме кусуме варэ или мили тзи ти зола мапанае соха.
— Видишь, — говорит Андрей уже в машине. — Духи не зря тебя вернули.
Душа шестая
выдох первый
Староалтайск, 2005
ОБРАЩЕНИЕ
Мы, члены АООО «Родительский комитет», эксперты по проблемам сектантства, психологи, медики, журналисты, представители общественных организаций г. Староалтайска, органов государственной власти, участники Второго регионального родительского Форума 19-20 сентября 2002 г., секция «Семья и религия»
Их деятельность представляет собой агрессивную экспансию, наносит вред физическому и духовному здоровью людей, провоцирует религиозно-политический экстремизм, создает угрозу семье, обществу и государству.
Обращаем особое внимание на широкое распространение шаманских центров, привлекающих аудиторию заявлениями о реабилитации наркоманов, алкоголиков, лиц без определенного места жительства и граждан, освободившихся из мест лишения свободы, а также их активной деятельности под видом антинаркотической профилактики населения. На практике такие центры представляют собой пункты по вербовке в секты новых членов, где у пациентов вырабатывается устойчивая психологическая зависимость от псевдодуховных практик. При этом данные учреждения не имеют необходимых медицинских лицензий, официально проверенных методик реабилитации, а их работа не соответствует утвержденному Министерством здравоохранения РФ положению о деятельности реабилитационных центров.
Спекулируя на наркоугрозе в Алтайском крае, деструктивные секты под видом профилактических мероприятий проводят вербовочные акции в образовательных учреждениях, не имея разрешительных документов от Министерства образования РФ.
Новосибирск, 2003
По мнению Дагаева, от влияния неверующих родственников нужно избавляться. Также следует избавляться и от детей, если они непослушны и «носят в себе злой дух».
Сам Дагаев воспитывает дочь-младшеклассницу. Нашему корреспонденту удалось с ней немного поговорить. Кажется, что девочка отстает в развитии. Учителя комментариев не дали, но родители некоторых одноклассников девочки сообщили, что в школе она появляется редко, ведет себя неадекватно, зачастую агрессивно. Дружит только с детьми из секты.
Официальные лица комментировать деятельность «Сияния» отказались.
Распознавать журналистов я научилась не сразу. Первый был похож на продавца из палатки рядом с домом. Я так и подумала, что это он.
— Вероника? Вероника Дагаева? — спросил он.
Я кивнула, перестала раскачиваться, притормозив ногами. Под качелями поднялась туча пыли. Между пальцами в босоножках заколол песок.
Сколько тебе лет, спросил журналист, и я ответила, что девять.
Дальше он спросил, кем работает мой папа. Вопрос был глупый, о чем я и сказала дяде — конечно же аватаром Великого духа, истинным гласом Высшего разума. Дядя не обиделся и кивнул. В руке он держал черный диктофон, но я тогда не знала, что это. Я подумала, что это портативное радио. На боку диктофона горела красным лампочка.
Дядя сел передо мной на корточки. Взгляд у него был очень добрый, как будто он меня давно знал. Может, он приходил к нам в гости, а я просто забыла?
— Куда обычно папа ездит? — поинтересовался он. — Где обычно он собирается с друзьями?
Иногда в лесу, ответила я, ковыряя мысом сандалии песок. Иногда на речке.
Там, где бывший санаторий, уточнил дядя.
Я пожала плечами, теребя пластырь на тыльной стороне правой ладони. Место, которое я вспомнила — тот сруб в лесу, — не был похож на санаторий, и папа запретил о нем говорить. Папины дела были громкими, как пение и крик. Липкими, остро пахнущими, как запах бензина и пота в машине, как водка, как дым можжевельника, как ручка ножа. Как крыша большого дома в глубине леса. Деревянного, с узорами на балках и покосившимся крыльцом, рядом с которым видно сплетение корней, лежащий мусор, обломки досок, чьи-то кости.