Семь ступеней в полной темноте
Шрифт:
Кузнец же лежал на полу. Во мраке она не сразу его заметила. Глаза его были закрыты, а руки раскинуты не естественно. Он стал совсем белым…. Бледность его в отсвете луны была жутковатой. На лице недавней пленницы прорезался недобрый оскал. Она нависла над ним, чтобы насладиться моментом! Но… не получила желаемого удовлетворения. Совсем ничего. Ни намека.
Противник ее был при смерти, и дыхания не было слышно. Стало не интересно и не уютно. Ох не так она представляла себе расправу!!! Он должен был сопротивляться, биться изо всех сил не на йоту не уступая! И только потом, когда он устанет и ошибется, она бы стала глумиться над ним и заставила молить о пощаде! А затем – она обязательно надругается над ним. Дико и жестоко.
Она тяжко вздохнула, прощаясь со своими больными иллюзиями. Одна, в чужом доме, в кромешной тьме и тишине, что давила на уши. Да еще унылая луна за окном…
Кузнец на миг приоткрыл глаза и в них мелькнул проблеск сознания. Он вяло усмехнулся и снова впал в забытье. Хотя… нет. Этот молить не будет. Точно не будет. Умрет тихо, сжав зубы… А еще будет противно улыбаться, всем чертям на зло… Такие у нее были. Много. И она поживилась каждым из них. У бедняг не было шансов. Но этот… этот ее удивил. А еще напугал до смерти. Впервые на ее памяти. Сломил волю. Подчинил себе, заставил слушаться… кроме всего прочего. Все же надо отдать ему должное. Многие из ее рода-племени пытались, и пострадали от ее меча. А тут… простой смертный, да еще такой молодой. Жаль… такой талантливый и вот так умрет. Он ведь даже не воин. Его кормит ремесло…
Неожиданно для себя, она вдруг осознала, что ей действительно жаль! И это чувство неподдельно. Она смотрела на свои когти, и может быть впервые за все свое долгое бытие осознавала: дело рук ее – не приносит былой радости. Этот смертный, за столь короткую жизнь наверняка сделал больше достойных дел, чем она за свой внушительный век. Мысль эта была неприятна и неприемлема для ее самолюбия, но она заставила себя это принять. Как и то, что сама, она – одна, и почти беспомощна сейчас…
Просветление не всегда приходит вовремя. Но этот миг настает, и нужно сделать один только шаг. Пожалуй, лишь богу известно, как труден он может быть. Часто оно оглушает сильнее чем боевой молот… Теперь и она это узнала. Многое было сделано и этого не вернешь. Но что-то переменилось, и в этой жизни еще можно кое-что исправить! Сердце неистово всколыхнулось в ее груди, содрогнулось и рванулось наружу. Неведомые ранее чувства обуяли ее взорванный разум так, что слезы из глаз потекли.
Человек, лежавший на полу, был юным по ее меркам, с розовой, нежной кожей и беззлобным лицом. При всей своей ранимости он все же оказался сильнее и смелее ее! Поверг в бою, голыми руками. Вот этими розовыми пальчиками схватился за острое лезвие, и победил… Мог, имел право добить, но оставил жизнь. Мерзко надругался, но при смерти, потратил последние силы чтобы… отпустить. Дать волю ей. Ей – твари, которая привыкла убивать не задумываясь. Из прихоти, забавы ради! Зачем?!
А ведь мог бы доползти до поселения, позвать на помощь и остался бы жив. Люди помогают друг другу. Она это знала. Но… ее собственная судьба была бы решена, стоило кому-то любопытному заглянуть за маленькую дверку в подвал. Откуда такое великодушие? А главное – за что?!
Не ей судить о чести и славе. Но, этот человек был достойнее чем любой из ее врагов, и ее самой – без сомнения. Он же, сейчас, бесславно умирал, и именно по ее вине. Он поступил омерзительно – ей ли не знать в этом толк. Но именно она, и никто иной – первоисточник своих бед! Не он. Только сейчас она поняла, что случившееся в ту ночь было лишь вопросом времени. Она расслабилась, переоценив свои силы, потеряла бдительность. Если не он, то рано или поздно, это сделал бы кто-то другой. Дернул же черт напасть… В итоге, ей сохранили жизнь дважды, а это чего-то да стоит… с этим не поспоришь. Вот и пришла пора платить по счетам.
Крылатая дева неохотно опустилась на колени, поддела обмякшее тело, и подняла на руки. Он был тяжелее чем казалось, и совсем обмякшим… Положив умирающего на софу, она навалилась сверху, чтобы рассмотреть его лицо и нанесенную ее рукой рану. Дело было совсем плохо. Вены на шее вздулись, нарыв разросся, мешая темной крови покидать мозг, и мог лопнуть прямо сейчас. Если он лопнет внутрь – гной попадет в кровь и это будет конец… Заражение, которое уже пошло под кожей, отравит кровь, и мучительная смерть будет неизбежной. Если наружу – то он попросту истечет кровью. Артерия слишком близко. Он не жилец при любом исходе. Так что хуже уже не станет.
Привычно взмахнув коготком, она словно бритвой вспорола гнойник. Содержимое его брызнуло наружу, и кузнец взвыл, от боли. Она хотела схватить его, за голову и зажать рот, чтобы не дергался, но растерялась… Это могло убить кузнеца, а она этого не хотела. Дилемма… делать больно она умела и любила, а вот как не делать!?
Быстро, выйдя из ступора, дева вновь навалилась на него сверху, своим весом, прижимая к постели. Кузнец пытался бороться, но очень слабо и неосознанно. Ее губы привычно припали к ране, чтобы отсосать остатки зараженной лимфы… но горячая, живая кровь опьяняла сильнее чем вино. Она закатила глаза, не в силах оторваться, и стиснула его тело словно трепыхающуюся дичь. Соски тут же отвердели, а плоть увлажнилась от внезапного возбуждения. Ее затрясло от первобытного удовольствия.
Сердце кузнеца вдруг затрепетало и захлебнулось на миг… Она отскочила, испугавшись своей жажды. Чтобы сдержать животный голод она прикусила ладонь, казнясь, что могла убить по привычке. Вкус его крови показался знакомым… отменную кровь трудно с чем -то спутать. Рядом, на столе стоял серебристый разнос с полотенцем, покрытым сухими бордовыми пятнами, и той самой чашей, что ей приносили изредка. Там же – тонкий стилет, зеркало и кожаный жгут… Она дернула его за руку. Так и есть – тонкие порезы на сгибе локтя подтвердили догадку. Следовало сразу догадаться. Но почему? Зачем ему это?! Держать в застенках такую тварь, при этом кормить и поить собственной кровью…
Что ж, к счастью, артерия осталась целой. Гной весь вышел. От ее слюны кровь в ранке быстро свернулась. Она принесла воды, чтобы омыть его шею. После, разодрав то самое полотенце, дева наложила повязку. Пальцы двигались быстро, уверенно. Это было не в новинку…
Теперь кузнец дышал слабо, но ровно. Она приложила ухо к груди, чтобы удостовериться в этом. Вскоре, его охватила лихорадочная дрожь и обильно выступил пот… Она знала, что нужно делать. Греть человека своим телом как-то не хотелось. Но растопить камин она не решилась. Дым из трубы мог привлечь нежеланных гостей. И тогда все – пиши пропало. Если раньше она еще питала какие-то иллюзии, то, теперь стало очевидно, что ближайшее ее будущее, зависело от него. Да и пасть ниже, она, пожалуй, уже не могла. О боги… неужели она сделает это!
Бесцеремонно перевалившись через кузнеца, дева улеглась рядом. Нелепо собрав его в охапку, она огляделась, и нащупала за спиной плед. Самой ей холодно не было, да и саднящие крылья никуда не деть. А вот его следовало бы накрыть. Ощутив живое тепло, человек неосознанно вжался в ее тело и свернулся в плотный комок, что само по себе даже оказалось приятно. Пригревшись, он, понемногу, перестал дрожать, и засопел…
Глава 4. Недоброе утро.
Согревание человека, тем более мужчины – мягко говоря, не свойственная роль для чистокровной валькирии. Учитывая, что с детства она не подпускала к себе никого на расстояние вытянутого лезвия. Согласно легенде, прекрасные небесные воительницы забирали души умерших воинов и уносили в Валгаллу – рай викингов. Но это лишь красивые слова. На деле, крылатая дева с мечом – последнее что видели тяжело раненые, а иногда и вполне здоровые воины. Их привлекала кровь еще живого человека. Нечаянные свидетели, рассказывали, что вблизи это совсем не так поэтично…