Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
Фьямметта, как завороженная, смотрела вдаль, на "замок Чудесного Миража", что возвышался на скале, внезапно ставшей моей родовой собственностью, до которой, однако, еще трудно было дотянуться рукой.
– Так вы, граф, признаете своим отцом Жиля де Морея?
– с явным подвохом спросил меня Великий Магистр иоаннитов.
– Я не отказался бы от такого линьяжа, монсиньор, - осторожно ответил я, уже полностью, как мне показалось, приготовившись к любым неожиданностям.
– Он был доблестным рыцарем и, полагаю, вовсе не ярым врагом вашего Ордена. О том, что именно он являлся моим отцом, мне указывали хартии из архивов морейского князя и Ордена Соломонова Храма. Впрочем, признаю, что эти указания довольно туманны.
– Вероятно, вы огорчитесь, граф, вновь потеряв такого отца?
– как бы с искренней грустью проговорил Фульк де Вилларэ.
– Вероятно, так оно и случится, - выдавил я из себя, чувствуя, как неведомая сила сжимает мою грудную клетку.
– Я покажу вам, граф, хартии с более достоверными сведениями, - теперь уже твердым, повелительным голосом изрек Великий Магистр.
– Наверно, вы удивитесь, узнав, что отцом Жиля де Морея был не кто иной как Умар ибн-Хамдан аль-Азри, сарацин, владелец несметных богатств Египта, а затем умалишенный бродяга, ставший одним из ассасинов в Аламуте?
– Удивлюсь, - подтвердил я, борясь с ознобом, хотя до последнего мгновения вечер казался мне удивительно ласковым и теплым.
– Хотя, по чести говоря, теперь больше удивляюсь тому, что эта догадка не пришла мне на ум раньше. Ясно, как Божий день: раскаленная пустыня и благородная госпожа-христианка, пересекающая этот безжизненный простор со своим маленьким сыном, гонимая неведомой силой неведомо куда.
– Однако нам известна конечная цель ее пути, - сказал всезнающий Магистр.
– Флоренция.
– Вот только знала ли госпожа Иоланда об этой цели?
– усомнился я.
– Нет, не знала, - кивнул Великий Магистр.
– Однако вынужден признать и наше неведение того, что доблестный рыцарь Гуго де Ту, сын графа Робера де Ту, попытается стать нашим врагом.
– Вы, монсиньор, намекаете на то, что граф Робер де Ту был тайным иоаннитом, преданным вашему Ордену, и на то, что именно этой тайной миссией объяснялись его поступки, включая константинопольский мятеж?
– вывел я.
Тем временем, очертания земных пределов - азиатского берега на востоке и возвышенностей острова Родос на севере и западе - стали постепенно таять и пропадать в сгущавшихся сумерках.
– Я не устану повторять, граф: вы удивительно прозорливы, усмехнувшись вновь, заметил Фульк де Вилларэ.
– Однако неумолимое время стало нашим союзником. Гуго де Ту был убит при взятии Аламута и, возможно, был сражен стрелой того самого ассасина, возлюбленную которого он похитил из Флоренции. Но это был, так сказать первый Удар Истины. Второй пришелся прямо в сердце сына Гуго де Ту и госпожи Иоланды. Этот человек исправил все ошибки отца. Он оказал неоценимые услуги Ордену, хотя, как ни странно, предпочел окончить свои дни под знаменем своего отца. Этот рыцарь носил красивое имя. Его звали Милон.
– Всемогущий Боже!
– прошептал я, а не будь рядом Фьямметты, воскликнул бы в полный голос.
– Жиль де Морей и Милон Безродный были братьями и, погибая плечом к плечу в осажденной Акре, не знали, что они братья!
Мне уже начинало казаться, что все земные пределы вот-вот растают в моих глазах.
– Знали они об этом или нет, сказать трудно, - почти равнодушно пожал плечами Фульк де Вилларэ.
– Во всяком случае у них появился повод скрывать друг от друга многое, когда они узнали, что с разницей всего в четыре года посещали один и тот же дом во Флоренции.
– Непостижимо!
– только и выговорил я, ожидая от судьбы любого подвоха и любого совпадения, но уж не столь немыслимого, как это.
– Полагаю, граф, что вы уже догадались, кто ваш отец?
– учтиво осведомился Великий Магистр иоаннитов.
– Но ведь у Милона Безродного родилась девочка!
– теперь уже громко воскликнул я, не в силах сдержать своего смятения.
– Девочка?
– искренне изумился Фульк де Вилларэ.
– Еще и девочка? Неужели в Акре?
– Именно так, монсиньор, - подтвердил я, немного успокоенный ни чем иным, как изумлением Великого Магистра.
– В Акре. За год или два до ее падения.
– Поздняя новость, - глубокомысленно изрек Великий Магистр, подняв взор в темнеющие небеса.
– Что и говорить, рыцарь Милон был непредсказуемым человеком. Как, впрочем, и все вы - из рода Ту.
Я вдруг почувствовал сильную усталость. Ночь поглощала землю и море, и, хотя изящный замок, властвовавший над грозной скалой, был еще хорошо виден, мне вовсе не хотелось опираться - даже взглядом - на этот поздний пьедестал рода Ту.
– Итак, монсиньор, вам известно имя моего отца, но до сих пор не известно мое собственное имя, - подвел я очередной итог своего беспросветного дознания.
– Увы, граф, так оно и есть на самом деле, - развел руками Великий Магистр и в своем черном плаще стал еще больше похож на ночную птицу.
– Это довольно странная история, граф, и не мы ее придумали. Во всяком случае Флоренция недаром показалась вам родным местом, граф.
– Сударыня!
– тихо позвал я Фьямметту, учтиво отстранившуюся от разговора мужчин; она стояла немного поодаль, все еще любуясь замком, морем и темными небесами.
– Сударыня! Перед вами стоит безымянный граф де Ту, сын Милона Безродного. Любопытное сочетание, не правда ли? Вроде как глухой сын немого.
Сделав шаг навстречу и посмотрев мне в глаза, Фьямметта протянула ко мне руку и, не стесняясь, погладила меня по щеке своими божественными пальчиками.
– Успокойтесь, мессер, - сказала она, - и не преувеличивайте.
Я поцеловал ее руку и, осторожно сжав ее пальцы в своей руке, снова обратился к Великому Магистру, ибо не мог больше медлить с ответом, которого он ожидал.
– Это действительно странная история, монсиньор, - согласился я с ним.
– У меня с моим братом Тибальдо Сентильей одна мать, но разные отцы, которые погибли в один день и на одном и том же месте, в Акре. У меня с моим братом Эдом де Мореем одна бабка, но разные деды, которые, вероятно, тоже погибли в один день и на одном пятачке земной тверди, в Аламуте. Неужели еще можно сомневаться в существовании всевластного Ордена, столь искусно свивающего петли судеб?