Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
Следовательно, и никакого настоящего имени, которое также могло быть использовано в качестве приказа, порабощающего мою волю, я носить в своей жизни не мог.
Посланнику Удара Истины полагалось быть свободным от всех обстоятельств, кроме одного - своего рождения в нижнем острие пятиугольника. Ценой памяти была свобода, и надо заметить, весьма призрачная свобода: выбирать между сном и явью.
Только этой свободой я и отличался от своих братьев, жизнь которых мне была теперь известна гораздо лучше моей собственной.
– Значит, я не узнаю о своей жизни ничего, кроме тех слов, на которые ты был не слишком щедр, Учитель?
– почти равнодушно пробормотал я.
– Не жалей об утрате, - еще тише проговорил дервиш.
– Она не имеет значения. Один час той краткой жизни, которую ты помнишь, стоит всех тех лет, которые ты провел в беспрекословном подчинении у великих сил мира сего, у земли, воды, огня и воздуха. Имя ты сможешь избрать себе сам. Это великая честь для ученика.
– Богачи вернули из Европы свое золото с прибылью, ассасины получили волшебную голову, которая обманет их и приведет к окончательной гибели, султаны и эмиры благословенной земли пророка обрели спокойствие. Что же из этого векового заговора извлекли вы, владетели знаний?
– вопросил я.
– Хотя бы то, что небо на этот раз не упало нам на головы, - отвечал дервиш, давно уже не открывая глаз и едва шевеля губами.
– Можно считать, что на наши головы в конце концов упал ты, подобно тому человеку, который некогда упал с крыши на голову моему Учителю. Мы наблюдали за твоим падением, предполагая, что в худшем случае ты свернешь себе шею. Однако ты остался цел и невредим, а нам же придется теперь немного отлежаться. Хороший урок всегда идет на пользу.
– Из твоих слов, Учитель, следует, что великими мудрецами, Великими Магистрами, великими воинами, короче говоря всеми - и тамплиерами, и ассасинами, и королями, и даже вами, дервишами - в продолжении этих веков управляли вовсе не всемогущие духи из таинственного "круга змеи", а всего лишь несколько бессмысленных слов, начертанных на дорогом халдейском пергаменте, - проговорил я, с каждым своим словом все больше поражаясь своему открытию.
– Вся мудрость заключалась только в том, чтобы умело и незаметно разбросать их "по базарам".
– "Круг змеи" - это один-единственный человек, воплощение могущества, глава змееносцев, - отвечал дервиш.
– Не гадай, кто он. Он есть ты.
– Почему ты не дал мне догадаться об этом самому, Учитель?
– вопросил я.
– Потому что поднос вот-вот упадет на пол, - медленно проговорил дервиш.
– Кто же теперь управляет стихиями, кто заставляет писать на пергаменте слова, не имеющие смысла, если и Прокаженный Магрибинец, и таинственный Хидр, и Великий Мститель, и даже настоящий Посланник Истины - одна и та же бесплотная тень, вызванная заклинанием, начертанном на горе Сладкого Терна?
– задал я вопрос, который посчитал про себя последним.
Дервиш покачнулся, и я поддержал его руками. Он с трудом сделал глубокий вздох, и я посчитал этот вздох последним.
– Один добрый человек шел по ночной дороге и увидел впереди приближавшихся всадников...
– начал говорить дервиш свистящим шепотом, так что едва можно было разобрать слова.
Громким возгласом я перебил его:
– Я знаю! Я знаю эту историю, Учитель! Ты уже рассказывал ее! Не трать времени! Скажи: кто!
– Не помню...
– словно издалека донесся голос дервиша.
– Кто водил твоим каламом?!
– крикнул я в ухо дервишу.
– Есть только ночная дорога, вечный странник и всадники, - пробормотал шейх.
– Эти всадники уже приближаются навстречу.
И тут нестерпимый гнев объял мою душу.
– Учитель!
– воскликнул я.
– Ты теперь говоришь, как ассасин, не верящий в Бога и Его промысел! Будь проклят твой Магрибинец! Будь проклята твоя ночная дорога! Будь проклят мир, который ты создал! Если я и хочу гармонии стихий, то такой, в средоточии которой воссядет Живой Человек, а не тень. И я смогу назвать его своим братом, а лучше - Отцом и Создателем. И Он будет помнить меня и всю мою жизнь вечно и будет всегда любить меня таким, каким я появился на свет. Другой мир мне не нужен. Ты сможешь сделать его таким?
Дервиш молчал, и я, поддавшись недоброму порыву, оттолкнул его от себя.
– Будь проклят и ты, творец обмана!
– воскликнул я.
Старый шейх повалился на бок и, стукнувшись головой об твердую землю, испустил предсмертный хрип.
Я ужаснулся своему поступку и, бросившись к старцу, положил его голову себе на руки.
– Прости меня, Учитель! Прости меня!
– в муках раскаяния восклицал я.
– Иди, - донеслось до меня последнее слово, в котором я не услышал гнева.
Уложив тело старого шейха среди камней, я огляделся по сторонам и невольным движением снял с запястья мое священное оружие, Удар Истины. Поглядев на этот маленький невесомый кинжал, я подумал, что весь мой разговор с дервишем несомненно происходил во сне.
Я подошел к реке и по щиколотки вступил в быстрый поток. Стоя в воде, я совершил то, чего ни разу не совершал до сих пор, а ныне мог наконец совершить по праву. Я вынул кинжал из ножен и увидел, что весь он, от рукоятки до кончика острия, искусно выточен из куска кипариса.
Я опустил руку и увидел, что протягиваю священный кинжал своему зыбкому отражению, которое тоже протягивает мне снизу ту же самую назойливую и бесполезную деревяшку. И тогда я размахнулся и изо всей силы бросил ее по течению реки - как можно дальше.
От этого резкого движения мои ступни соскользнули с округлых камней, я пошатнулся и упал навзничь в водяной поток, вспыхнувший перед моими глазами снопом солнечных лучей.
Затем я, отняв руку от глаз, приподнял веки. Солнечный свет был уже не так ослепительно ярок: золотистым потоком он лился в окно, озаряя маленькую, тщательно выбеленную комнату, в углу которой я и лежал на кровати.
Поначалу мне показалось, что время действительно обратилось вспять и я вновь очнулся на берегу Лигурийского моря, в домике рыбака Пьетро. Я не испытал ни малейшего сожаления о новых потерях.
"По крайней мере, теперь я не заставлю мою дорогую Фьямметту долго ждать, - пришло мне на ум, - и я избавлю ее от пыли бесконечных дорог. Пожалуй, у меня теперь появится возможность как-нибудь избежать выгребной купальни".
С такими мыслями я легко поднялся с ложа, любезно предоставленного мне какими-то добрыми силами, и подойдя к окну, высунулся наружу.