Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
Я увидел прокаленные зноем, бесплодные горы, как если бы выглянул из бойницы Рас Альхага.
Я увидел вдали, на одном из Перевалов, тонкие струйки пыльных дымков и мерцание темных звездочек.
"Всадники приближаются", - вспомнил я последние слова старого шейха джибавиев.
Опрометью выскочив из комнаты и побежав вниз по узенькой каменной лестнице, я прямо в дверях наткнулся на человека в черной длиннополой одежде.
– Тебе уже лучше, брат!
– без всякого удивления спросил он меня.
– Гораздо лучше. Благодарю тебя, брат, - торопливо ответил я и задал на новом месте первый вопрос.
– Где я?
– В монастыре Святого Иоанна Крестителя, - был мне ответ.
– Где вы нашли меня?
– задал я второй вопрос.
– Там, - взмахнул рукою монах, указывая куда-то высоко в горы.
– У реки.
– Далеко ли до Иерусалима?
– задал я третий вопрос, уже держа наготове четвертый.
– Неблизко, - своей добродушной улыбкой свидетельствуя о весьма значительном расстоянии, отвечал монах.
– Ты можешь крестить меня?
– скорее потребовал, нежели спросил я.
– Я не могу, - покачал головой молодой монах.
– Отец Авель может.
– Где он?
– спросил я, примечая, что пыльные вихри над перевалом стали гораздо виднее и, значит, ближе.
– У нижнего колодца, - отвечал монах.
– Ты уже стоишь на дорожке, брат, иди по ней и никуда не сворачивай.
Я не пошел, а помчался во всю прыть, и, миновав ворота, в несколько прыжков достиг круглого колодца и старца, немало удивленного моей резвостью и моим решительным видом.
– Святой отец! Умоляю вас, крестите меня без промедления!
– воззвал я к нему, видя, что маленький колодец полон воды едва не до краев.
– Я верую в Господа Иисуса Христа! Прошу вас, свершите великое таинство прямо здесь.
– Сын мой, - изумленно отвечал монах, - я с радостью приму тебя в лоно истинной веры и Церкви Христовой, но желал бы предварительно поговорить с тобою, узнать о тебе хоть немного. К чему такая спешка?
Пыльные вихри поднялись из-за переката, и полдюжины черных всадников явились прямо над нашими головами на расстоянии всего в тысячу ударов взволнованного сердца.
– Святой отец, мне угрожает смертельная опасность, - стараясь овладеть своими чувствами, хладнокровно сообщил я монаху.
– Страшная отрава проникла в мое сердце. В любой миг бездна может разверзнуться подо мною, и моя душа навеки затеряется во тьме. Я умоляю вас не медлить.
Наконец старый монах поддался на мои уговоры, и я, произнеся Догмат веры, прыгнул с его позволения прямо в колодец.
– Если ты начнешь тонуть, сын мой, я, чего доброго, не успею удержать тебя, - озабоченно заметил старик.
– Я нырял в колодцы всю свою жизнь, - отвечал я, не в силах сдержать радость.
И вот монах властной рукой дважды погрузил меня в холодные воды, произнося священные слова:
– Во имя Отца... и Сына...
Но едва он собрался погрузить меня в третий раз, как рука его дрогнула, и я похолодел не от подземных вод, а от ужаса, заметив черное оперение стрелы, вонзившейся ему в шею.
Губы монаха немо выговаривали последнее слово Истины - и тогда я крепко прижал обеими руками его ладонь к своему темени и, погружаясь в воду, громко изрек своими собственными устами:
– ...и Святого Духа... я нарекаю себя именем Джорджио. Аминь.
Рука благочестивого старца соскользнула с моей головы, и я, выскочив в тот же миг из водяного столпа, увидел всех шестерых, чьи вороные кони, окружив колодец, уже остановили свой страшный бег.
Их предводителем был не кто иной, как мой брат Тибальдо Сентилья.
Старый монах уже был мертв.
Я бережно обхватил руками его голову и поднял глаза на моего флорентийского родича.
– Что же ты сделал, брат мой?!
– только и проговорил я.
– Увы, брат, - тяжко вздохнул он, спустившись с седла; искреннее помрачение духа было отражено на его лице, - непростительная оплошность. Я получил известие, что ты в большой опасности. Мы торопились сюда и в спешке предположили, что тебя смирили тайным словом и хотят утопить. Эти проклятые камни, - со злостью добавил мой брат, указывая на гранитные глыбы, громоздившиеся поодаль.
– Они мешали глазам. И этот проклятый колодец не понравился мне, как только я увидел его издалека. Мне показалось, что я сам когда-то уже тонул в нем то ли во сне, то ли наяву.
– Тонул, спасая ближнего своего, не так ли?
– вопросил я, более ничему не удивляясь.
– Не помню, - пожал плечами Тибальдо Сентилья, кусая губы и присматриваясь к старику, пораженному стрелой.
– То был неясный сон. Кажется, так оно и было. Я покаюсь, брат. Я закажу для него самую дорогую гробницу и пожертвую монастырю весь свой годовой доход. Им хватит этих денег, чтобы не голодать еще двести лет.
Мысленно я попросил прощения у старого монаха, а потом вырвал из его шеи смертоносное жало и переломил древко пополам.
– О Фьямметте не беспокойся, брат, - виноватым голосом добавил Сентилья.
– Я уже избавил ее от всех опасностей.
Мы с Фьямметтой часто молимся, чтобы Господь пощадил душу моего гордого и несдержанного брата. Может быть, на Страшном Суде ему в пользу зачтется хотя бы то, что вел он все свои денежные дела, если порой и запутанно, то всегда честно.
Великое египетское богатство не принесло ему счастья. Спустя три года, миновавшие с того дня, когда мы встретились у последнего колодца, мой брат Тибальдо Сентилья поднял в родной Флоренции мятеж, намереваясь узурпировать власть и водрузить на свою горячую голову корону флорентийского правителя. Однако рукою палача его голова была отсечена от тела. Казнь произошла на площади, перед собором Санта Мария дель Фиоре.