Семь Толстых Ткачей
Шрифт:
Чан вздрогнул. В голосе Димы по-прежнему нет эмоций, а тревога вновь заползла в душу. Китаец даже пожалел, что связался с писателем.
– Что вы имеете в виду?
– спросил Чан.
– Я думаю, вы хотите не просто оторвать их от власти, но занять их место. И я думаю, у вас есть еще одна причина. Вы ведь не молоды, Чан-сан...
– Убей его!
– Чан вскочил с кресла, а Джек не думал и секунды.
Джек полез к кобуре, но рука нарвалась на преграду. Ни Чан, ни Джек не заметили, как Дима вскочил, подбежал к помощнику и схватил за локоть - настолько быстро тот двигался. От рывка очки упали на пол, и из правого глаза выпала контактная линза. Джек поднял взгляд и встретился с глазами Димы. Один
– Мои предположения подтвердились, - спокойно сказал Дима.
– Но вам не удастся задуманное.
Он отпустил Джека, тот распластался на полу в неестественной позе, как задавленная машиной курица. Из глотки помощника вырывались не то рычания, не то стоны оскорбленной гордости.
– Кто ты такой?
– спросил Чан, завороженный белым глазом Димы.
– Я тот, кто придет на смену Семи Толстым Ткачам. Я тот, кто покончит с ними.
– У тебя ничего не выйдет! Ты один!
– Я найду сподвижников. Прощайте Чан-сан.
Дима поднял очки и выпавшую линзу, сухо кивнул и пошел к лифту. А когда двери почти скрыли его от Чана, бросил:
– И даже не думай мне помешать, старик. Ты не подозреваешь, в какую игру ввязался.
Чан сжал кулаки, но на устах промелькнула улыбка. Нет, он подозревал и даже больше - отлично знал. И сегодня его предположения начали подтверждаться самым неожиданным образом.
– Хватит валяться!
– крикнул он Джеку.
– Работаем!
Японец
Японец думал, что попал в ад. Каково это, страдать, но не кричать, знать, но забывать, понимать, что можно изменить, но оставаться? Японец отлично знал, каково. Сейчас он заключен в самом страшном месте - месте, которое не может присниться даже в немыслимых кошмарах. Японец превратился в мраморную статую. Сознание постоянно раздваивалось, японец уже несколько раз возвращался из моря безумия, но лишь для того, чтобы уйти с головой снова. В темнице нет времени, нет жизни, нет радости, нет надежды... Понимать, помнить, чувствовать, быть и ничего не делать - таков его новый удел. Навеки. Ибо плен продолжится, даже если тело его погибнет. Это расплата за служение.
Сознание вновь ушло далеко. Рооми и он. Это не то состояние, когда один в голове другого; голову японец оставил в реальном мире. Хотя для него и этот реален. Место, где ты стоишь каменной статуей, а в ногу впилась помесь крокодила со львом, место, где из гранитной ноги течет самая настоящая кровь, место, где ты на грани от нестерпимой жары - всё это очень хотелось бы назвать сном, но...
Но иногда, на редкие благословенные минуты, японец уходил. Или возвращался... Душа летела к прежнему телу и он, как незваный и нежелательный гость, которому открыли дверь, но не дают войти дальше, стоял на пороге. Но даже на пороге покоилось то, что, несмотря на передышку от боли, пугало. Ибо японец видел картины, о коих Рооми и сам перестал помнить. Не забыл, а именно перестал помнить на некоторое время. Это единственный выход, ведь мозг человека не способен впитать знания тысяч, даже миллионов лет жизни. И увидел японец много.
Когда это происходило определенно сказать нельзя. Может, давно, а может, это еще только будет. Это покажется странным вам, это казалось странным японцу, но для Рооми - очевидность. Демон, прячущийся под личиной предводителя клана Слепой Дюжины, оказался существом настолько древним, что, когда строили египетские пирамиды, уже был стар...
Очередной поток сознания скрутил бы японца, если статуя могла двигаться. Японец не помнил, но знал...
Армия. Настолько огромная, что даже по современным меркам сможет легко завоевать мир. Нет - с большой буквы: "Мир". На лицах солдат усмешка, а в глазах слепое безумие.... Хотя нет, не слепое. Глаза солдат видел Рооми - от японца они скрыты сшитыми веками. Слепая Армия, а клан Слепой Дюжины - лишь жалкие остатки былого величия и мощи. Рооми тоже там. Тоже сражается и уничтожает Армию Мира. Но вот, он бросается в самоубийственную атаку. Против него двадцать человек, и даже лютая злоба не способна справиться с ними. Демон бьется, как берсерк, он и есть берсерк - ему наплевать на хрупкую оболочку, он использует носителя по-полной. Рооми убивает одного, второго, третьего... пятого и умирает...
Но тут же просыпается. С одного поля боя он мгновенно попадает на другой. Здесь война не менее жестока и кровава. Полчища огненных монстров, обычные люди, звери, драконы. В бескрайней пустыне выстроились четыре армии. Одна, та, в которой бьется демон Рооми, похожа на вечно полыхающее море огня. Ее солдаты пугающе разнообразны. Каждого окружает пламенная пелена, а под ней хвосты, рога, клешни, копыта смешиваются в смердящий серой бульон. Форма меняется, переливаясь из одной в другую, застывая наполовину, как в кино при нажатии паузы. И эта хаотичная масса, что по определению не может ходить и двигаться, нарушает все законы природы, но шагает вперед. Армия не просто воняет, она смердит, как все сточные ямы древнего Лондона. Из-под демонов падают лепешки горящего навоза, они разъедают землю, превращают песок в стекло, никогда здесь не вырастит ничего. Солдаты настолько различны, что самый маленький не больше спичечной головки, а генерал размером с гору. В предбоевом супе варится злоба и ненависть, закипает нетерпение и жажда крови, выплескивается желчь смерти и похоти. Где-то позади японец видит, но не может поверить памяти Рооми. Там разверзнуты шатры-гаремы, где ни на секунду не прекращается совокупление. Полногрудые красотки обращаются самками животных, на них пыхтят подобные Рооми, выплевывая семя, как курильщик харч. А когда скоротечный акт заканчивается, у самок вырастает пузо, и в кислотных водах из кривого влагалища выплескивается плод. Порой его откидывают от демониц, порой он вскарабкивается на собственную мать и делает себе брата.
Огромная огненная стена движется на противника, а с другой стороны ей противостоит ледяная буря. В ней ходят самые настоящие снежные люди. Пузатые снеговики и олени с зубами пираньи, гномы, покрытые инеем, как дикобраз иглами, бесстрастные жрецы, с посохами в руках и страшные деды, скалящие зубы-сосульки. Громадные драконы, сделанные из хрусталя, везут колесницу с величественной и красивейшей женщиной. В Ледяной Армии никто не может похвастаться сердцем. Нет тут нестройного хаоса Огненной, напротив - каждый шаг солдаты делают синхронно и согласно воле Королевы. Но огонь и пламень это далеко не всё.
Рядом встала сила чем-то похожая на ту, что воюет сейчас со Слепой Армией в Мире. Рыцари, сошедшие с картин средневековья, солдаты с лазерным оружием и на летающих машинах, гномы, эльфы, гоблины, орки, драконы, силачи, вампиры, простолюдины, короли, добрые демоны, принцессы, паладины... Чего здесь только нет. Всюду летают ковры-самолеты, гордые боевые маги взвиваются на орлах, а где-то позади прекрасные девы поют героям песни. А над армией в воздухе повисла летающая каменная крепость, ощерившись жерлами тысячи пушек.
Но не эти три армии самые опасные, самые жуткие, самые страшные. По пустыне идет странный человек в шелковом кимоно с растрепанными волосами. Сперва кажется, у него черный плащ длиной в несколько лиг, но по-настоящему он тащит за собой огромное одеяло тьмы. Словно где-то, когда-то кусок вечной ночи зацепился за воротник, и мужчина несет его вместе с обитателями этой тьмы. Миллиарды чудовищ плещутся там. Неясные и непонятных размеров, словно плоские тени, видные только с одного угла, все иссиня черные, как волосы их генерала. Но в семи местах одеяло разрывается. Семь толстых великанов топают вместе с Армией Тьмы, от их шагов дрожит земля. По лоснящимся телам течет золотой пот и капает во тьму, на мгновения открывая тайну. В непрозрачном покрове ночи гигантские черви вьют гнезда, маленькие карлики помогают им, питаясь рожденными малышами, всю землю устилают мириады отвратительных насекомых, то тут, то там пробегают веселые клоуны с пистолетом в руке. Но всего на миг видна подноготная Армии Тьмы, ибо, если присмотришься, она может ослабнуть или вообще потерять смысл.