Семь трудных лет
Шрифт:
Мюнхенцы из так называемого высшего общества к Октоберфесту относятся без энтузиазма. Они почти никогда не предлагают своим знакомым иностранцам совместно отправиться на Терезиенвизе. Я же охотно ходил на это народное гулянье каждый год, наблюдал за развлечениями баварцев и разговаривал с ними. После всего увиденного и услышанного там мне, кажется, становились значительно более понятными политика ХДС и выступления Ф. Й. Штрауса.
К числу не затронутых мною тем относится также история с культуристами.
Еще в студенческом общежитии
Как-то один из них пригласил меня к себе в гости.
— Я устраиваю небольшой прием в субботу, — сказал он. — Соберется несколько моих друзей. Может быть, и вы придете?
Я согласился, так как ничего более интересного у меня на этот день не предвиделось.
Придя по указанному адресу, я был несколько удивлен полумраком, царившим в квартире, и сильным запахом дамских духов, хотя ни одной женщины, там не заметил. Хозяин любезно принял меня, представил знакомым и сразу же угостил рюмкой какого-то крепкого напитка. После нескольких рюмок я стоял посреди комнаты и с кем-то разговаривал, когда рядом со мной на низкой софе уселись двое гостей и начали что-то нежно шептать друг другу. Потом и другие мужские пары, не стесняясь моего присутствия, приступили к недвусмысленным ухаживаниям, а один пожилой господин, улыбаясь, уже направился ко мне.
На какой-то момент я остолбенел. Еще немного, и дело кончилось бы скандалом: я был готов дать отпор этому ухажеру. К счастью, пришел хозяин, также озадаченный моим поведением, и быстро увел меня на кухню. Он начал упрашивать меня не обижаться, говорил, что произошла ошибка, что он, хозяин квартиры, думал, что я тоже… Если бы он думал иначе, то не пригласил бы меня. Его дезориентировала моя принадлежность к клубу культуристов, в котором обычно встречаются люди, обладающие именно такими наклонностями.
Я не знал об этом и с тех пор перестал ходить в клуб культуристов. Тренировался в одиночестве.
Этих двух примеров достаточно, думаю я, чтобы проиллюстрировать те темы, которые я не затрагивал, потому что мне не удалось связать их с основными воспоминаниями. Понятно, что каждый день, каждая неделя или месяц приносили новые впечатления, но не обо всем ведь можно было написать.
Сознательно не касаясь некоторых вопросов, я руководствовался известным девизом врачей: прежде всего не вредить. Этим принципом я строго руководствовался, когда писал об информаторах и других источниках информации «Свободной Европы».
В моих воспоминаниях нет фамилий людей, которые продолжают оставаться гражданами Польской Народной Республики, а во время моего пребывания в Мюнхене или в более ранний период доставляли информацию «Свободной Европе», руководствуясь при этом неприкрытой злобой, глупостью, легковерием или попросту желанием подработать.
Почему я не сообщил их фамилий? С некоторыми информаторами «Свободной Европы» сотрудники Центра уже провели соответствующие беседы, по возможности спокойно, с глазу на глаз. Разговаривали главным образом с теми, кому мог угрожать шантаж со стороны противника. Им было сказано прямо:
— Не поддавайтесь тем, кто начнет запугивать вас последствиями предоставления «Свободной Европе» такой-то и такой-то информации. Мы об этом знаем. Думаем, что из нашего конфиденциального разговора вы сделаете правильные выводы. Пока будем считать вопрос исчерпанным. То, что будет дальше, зависит только от вас…
Некоторые информаторы подверглись осуждению со стороны товарищей по работе.
С некоторыми вообще не разговаривали. Так было с одним доктором права, пожилым человеком, проживающим в небольшом городке под Варшавой. Для сотрудничества со «Свободной Европой» он создал нечто вроде собственной информационной службы. В материалах, отправленных им в Мюнхен, он хвастался этой своей организацией. После моего возвращения в Польшу он ожидал ареста и, что очень показательно, хотел быть арестованным. Дело в том, что он относится к числу тех людей, которые ради особого рода известности готовы пойти на многое, пренебрегая мнением окружающих, теряя чувство собственного достоинства. Он был разочарован: никто не пригласил его даже на беседу. Надеюсь, что он сам сделал соответствующие выводы.
Я не касался многих других подробностей моей работы в Мюнхене. Борьба с опытным противником на невидимом фронте обычно очень трудна, и даже если какой-то из ее эпизодов отходит в прошлое, он зачастую требует сохранения тайны. Ведь эта борьба представляет собой не один законченный раунд, ограниченный определенными рамками времени, а является, в сущности, непрерывной цепью действий, уходящих своими корнями в глубокое прошлое и направленных на будущее, взаимосвязанных и благодаря этому позволяющих надеяться на успех.
Теоретически известно, что и как можно и нужно сделать, чтобы добраться до противника, проникнуть в его штабы, разгадать заботливо охраняемые тайны. Но преодоление этих барьеров — это только половина успеха. Основная трудность заключается в поддержании непрерывной и надежной связи со своими людьми, чтобы от них непрерывным потоком поступала добытая информация. В моем случае это удалось не столько мне, сколько Центру, но об этом я писать не буду.