Семь взглядов на Олдувайское ущелье
Шрифт:
— Даже если это произойдет, мы будем уже давно мертвы, — сказала она. — Я хочу отправиться с ними.
— До сих пор мы все это выдерживали.
— И всегда подчинялись приказу, без всякого согласия, — сказала она.
Затем ее голос смягчился. — Томас, перед тем, как я умру, я хочу хотя бы раз увидеть воду, которую можно пить, не добавляя никаких химикалий. Я хочу увидеть антилопу, пасущуюся на зеленой лужайке. Я хочу выйти из дома, не защищая себя от воздуха, которым дышу.
— Со временем он очистится.
Она
— Я люблю тебя, Томас, но я не могу остаться здесь, и не могу оставить здесь наших детей.
— Никто не заберет от меня моих детей! — выкрикнул он.
— Я не позволю тебе лишить наших сыновей их будущего только потому, что тебя не заботит твое собственное!
— Их будущее здесь, в стране, где масаи жили всегда.
— Пожалуйста, папа, пойдем с нами, — произнес за его спиной тоненький голосок. Найкосиаи повернулся и увидел двоих сыновей, восьми и пяти лет от роду, стоявших в дверях спальни и глядевших на него.
— Что ты им сказала? — подозрительно спросил Найкосиаи.
— Правду, — ответила жена.
Он повернулся к мальчикам:
— Подойдите сюда, — сказал он, и они направились к нему.
— Кто вы такие? — спросил он.
— Мальчики, — ответил тот, что младше.
— А еще кто?
— Масаи, — сказал старший.
— Верно, — проговорил Найкосиаи. — вы произошли от расы гигантов. Было время, когда вы могли взобраться на самую вершину Килиманджаро, и вся земля, куда бы вы ни посмотрели, принадлежала бы нам.
— Но это было так давно, — сказал старший мальчик.
— Когда-нибудь она снова станет нашей, — сказал Найкосиаи. Вы должны помнить, кто вы такие, сын мой. — Вы — потомки Лийо, который убил сто львов одним только копьем. Вы — потомки Нелиона, который возглавлял войну против белых и выкинул их из Ущелья. Вы — потомки Сендайо, величайшего из всех лайбонов. Когда-то и кикуйю, и вакамба, и лумбва — все трепетали в страхе при одном только упоминании слова «масаи». Это — ваше наследие, не отворачивайтесь от него!
— Но кикуйю и другие племена — все ушли.
— Какое это имеет значение для масаи? Мы противостояли не просто отдельным кикуйю или вакамба, но всем людям, которые пытались заставить нас изменить наши пути. Даже после того, как европейцы завоевали Кению и Танганьику, они так и не смогли поработить масаи. Когда пришла Независимость и все остальные племена ринулись в города, понадевали костюмы и стали во всем подражать европейцам, мы оставались теми, кем были всегда. Мы надевали только то, что нам нравилось и жили там, где нам нравилось, потому что имели честь быть масаи. Неужели это для тебя не имеет никакого значения?
— Разве мы перестанем быть масаи оттого, что уедем на новый мир? — спросил старший мальчик.
— Да, — твердо сказал Найкосиаи. — Между масаи и этой землей имеется прочная связь. Мы определяем ее, а она определяет нас. Земля — это
— Но теперь она больна, — сказал мальчуган.
— Если я заболею, разве ты оставишь меня? — спросил Найкосиаи.
— Нет, папа.
— Так же, как ты не покинешь меня во время моей болезни, так и мы не оставим землю, когда болеет она. Когда ты что-то любишь, когда это является частью тебя самого, ты не оставишь это лишь потому, что оно больно.
Ты останешься и будешь сражаться еще отчаяннее, чтобы его вылечить, чем бился, когда хотел его завоевать.
— Но…
— Поверь мне, — сказал Найкосиаи. — Разве я когда-нибудь советовал тебе сделать зло?
— Нет, папа.
— И сейчас я тебя не обманываю. Мы — народ, избранный Энкаи. Мы живем на земле, которую Он нам дал. Разве ты не видишь, что мы должны остаться здесь, чтобы выполнить завет Энкаи?
— Но я больше никогда не увижу своих друзей! — заплакал младший сын.
— Ты найдешь новых друзей.
— Где? — крикнул мальчик. — Все ушли!
— Прекрати сейчас же! — резко сказал Найкосиаи. — масаи не плачут.
Мальчик продолжал всхлипывать, и Найкосиаи посмотрел на свою жену.
— Это твоя работа, — сказал он. — Ты его разбаловала.
Она пристально посмотрела в его глаза:
— Пятилетним мальчикам позволительно плакать.
— Только если они не масаи, — ответил он.
— Значит, он больше не масаи, и ты не можешь возражать против того, чтобы он отправился со мной.
— Я тоже хочу улететь! — крикнул восьмилетний мальчуган и, в свою очередь, выдавил несколько слезинок.
Томас Найкосиаи посмотрел на свою жену и детей, внимательно посмотрел, и вдруг понял, что совсем их не знает. Она вовсе не походила на ту спокойную, воспитанную в традициях его народа девушку, на которой он женился девять лет назад. А эти тихо всхлипывавшие мальчишки отнюдь не были наследниками Лийо и Нелиона.
Томас подошел к двери и открыл ее.
— Идите на свой новый мир вместе с остальными черными европейцами, — прорычал он.
— А ты пойдешь снами? — спросил старший сын.
Найкосиаи повернулся к жене:
— Я даю тебе развод, — сказал он холодно. — Того, что было между нами, больше не существует.
Он подошел к сыновьям:
— Я отрекаюсь от вас. Отныне я вам не отец, вы больше мне не сыновья. А теперь идите!
Его жена одела мальчиков и нацепила на них маски, затем оделась сама.
— Перед рассветом я пришлю нескольких человек за моими вещами, — произнесла она.
— Если кто-нибудь вторгнется на мою территорию, я его убью, — сказал Найкосиаи.
Она пристально посмотрела на него, ее взгляд не выражал ничего, кроме ненависти. Затем она взяла детей за руки, вывела их из дома и повела по длинной дороге к ожидавшему их кораблю.