Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1
Шрифт:
— Обиделись, — сказал Сергей.
— Обижаться тут нечего, — заговорил Кривцов, глядя на Голубеву. — Ну, «царица полей», как готовишься к севу? Может, нужна какая помощь?
— Сказать, Андрей Федорович, — к севу готовимся лучше всех.
— Вот и прекрасно.
— Дела у меня идут исправно. — Прасковья склонила на плечо голову. — Золы припасли порядочно, не зеваем! «Гибрид-кубанку» на всхожесть уже испробовали.
— Ну и как?
— Лучше и быть не может. Густая, как щетина! Сила в ней к росту необыкновенная. Такая даст двести пудов. Вчера на тех участках
— Всем хутором вышли на помощь Прасковье Николаевне, — пояснил Андриан.
— Правильно, так и нужно, — одобрил Кривцов, — Прасковья Николаевна у нас на особом счету.
— Пожаловаться я не могу. Все помогают, а только бабы из других бригад чересчур вредные.
— Отчего же они вредные? — спросил Сергей.
— Видали эту парочку? — Голубева горестно посмотрела на Сергея, как бы говоря: «Эх, что тебе сказать? Ты у нас человек новый и не знаешь, как мне тяжело». — Вы думаете, эти девчата — первые? Вчера тоже были такие ж крикливые делегатки из третьей бригады. И откуда они узнали про ту пшеницу?
— А что это за пшеница? — допытывался Сергей.
— Сергей Тимофеевич, зараз я тебе вкратце поясню, — сказал Кривцов. — Дело было так. В Краснодаре на опытной семеноводческой станции по знакомству раздобыл семян засухоустойчивой яровой пшеницы. Вот эти семена мы и передали Прасковье Николаевне, и весной она засеет шестьдесят гектаров. Ну, а в бригадах узнали об этом и взбунтовались.
— А вы дайте возможность посеять «гибрид-кубанку» всем бригадам, — посоветовал Сергей, — вот они и не будут бунтовать.
— Не можем, — решительно заявил Кривцов. — И семян маловато, да и не получится у них такой урожай, как у Прасковьи Николаевны. — Кривцов обратился к Петру и Андриану: — А вы чего стоите? Седлайте коней да созывайте народ: проведем вечер встречи с кандидатом…
На дворе вечерело. Прасковья Николаевна зажгла лампу и стала собирать на стол ужин. Кривцов умывался в соседней комнате, а Сергей сидел у окна и задумчиво смотрел в темное небо, — сумерки уже укрыли и тополя, и двор, и сарайчик с острой крышей.
«Значит, по осени Кривцов может смело ехать в край с отчетом, — думал он. — Отдушина будет. Как это он говорил, — надежный козырь в руках, о бригадах забыли, а вырастили на весь район одну рекордистку и радуются. Голубевой — все внимание, а другим — ничего. Надо поговорить с Кривцовым».
За ужином Сергей молчал. Ел и ни на кого не смотрел, а потом сказал, что на агитпункт, наверное, уже собрались колхозники, и стал одеваться.
Глава XXII
Дом агротехники, куда вошли Сергей и Кривцов, провожаемые Голубевой, состоял из просторного зала и четырех небольших комнат. В одной из них временно помещалась избирательная библиотека. Рядом с книгами и комплектами «Правды» и «Известий» Сергей увидел ящики с черноземом — в них кустилась яровая пшеница. Голубева погладила рукой густую щетку игольчатых ростков.
— Вот она, та самая «гибрид-кубанка», что никому жить спокойно не дает.
— Правильно! Действуй, действуй, Прасковья Николаевна, — одобрительно отозвался Кривцов.
Зал хотя и считался агитпунктом и был предназначен для собраний, но внешним своим видом напоминал аудиторию агрономического техникума. На стенах, рядом с избирательными лозунгами и плакатами, висели всевозможные экспонаты с надписями. Тут были и связки до половины оголенных кочанов кукурузы, и огромные головы кормовой свеклы, и снопики пшеницы, ячменя, овса, и серебристо-красные связки проса, и сухие шляпы подсолнуха, и клубни картошки — словом все, что вырастило звено Голубевой.
Желающих послушать и посмотреть будущего депутата оказалось так много, что далеко не всем им посчастливилось попасть в помещение. Народ толпился и у окон и на крыльце. Многие женщины пришли с детьми, и им отвели передние места. Все скамьи были заполнены до отказа. Те, кому негде было сесть, стояли в проходе, иные, пробравшись к столу президиума, присели на корточках вдоль стены, кое-кто забрался на подоконники. У входа, на длинной лежанке, сидели в ряд, как цветы, девушки, тайком поглядывая на Сергея блестящими глазами, и по взгляду их можно было догадаться, что они еще точно не знают, нравится или не нравится им кандидат в депутаты.
Пока Кривцов открывал собрание и знакомил людей с кандидатом в депутаты, Сергей рассматривал колхозников. Тут были и молодые парни, и пожилые, степенные мужчины, и бородачи, и старушки, и цветущие, красивые девушки.
Были тут Шура Богданова и Маруся Новикова, в одинаковых серых шалях. Лица у них строгие. Шура держала в руке кнут, и обе девушки тоже посматривали на Сергея и о чем-то тихо переговаривались.
«Не уехали, — подумал Сергей. — Молодцы! Значит, не желают отступать».
В это время Кривцов закончил вступительное слово и попросил Сергея рассказать свою биографию. Прошумели аплодисменты, — охотно хлопали в ладоши Шура и Маруся и девушки, сидевшие на лежанке.
Сергей не любил и не умел говорить о себе, но на этот раз к нему вдруг неведомо откуда пришло красноречие. Он начал с воспоминаний о детстве, об отце и матери, о сестрах и братьях, с любовью отозвался об Усть-Невинской и о тех закубанских островках, куда доводилось ему еще подростком водить в ночное колхозных лошадей. Сказав несколько слов о станичной школе, в которой учился, Сергей перешел к годам военным. Он говорил не столько о себе, сколько о своей дивизии, о генерале, о своем танковом экипаже. Увидев на стене старенькую, оставшуюся от военного времени карту, испещренную флажками и стрелками, Сергей подошел к ней и показал расстояние, которое прошла Кантемировская танковая дивизия. Старушка и ее сосед — угрюмый, с белой бородой казак — одобрительно кивнули, а Сергей уже снова вернулся к своей станице и рассказал о пятилетке Усть-Невинской, о начатом строительстве электростанции и о планах электрификации района.