Семен Дежнев
Шрифт:
Не вникая в справедливость этих слухов, Дежнев поспешил сдать привезенную с Яны соболиную казну первым якутским воеводам. Он и его спутники привезли и собственную пушнину, которая была по распоряжению письменного головы Василия Пояркова конфискована в пользу казны. Не чувствуя свое положение прочным, Поярков всячески старался выслужиться перед воеводами и в своем служебном рвении переступал черту законности. Это заставило Дежнева и его товарищей обратиться на имя царя Михаила Федоровича с челобитной. «В нынешнем, государь, во 149-м (1641. — Л.Д.) году мы, холопи твои, на твоей государевой службе на Янге реке для твоего, государева, ясачного збору. И как твой, государев, ясак с якутов собрали, и после твоего, государева, ясаку купили мы, холопи твои, у твоих же, государевых, ясачных якутов соболишек на свой товар. И в нынешнем во 149-м году как мы, холопи твои, пришли в Ленский острог с твоею, государевою, ясачною казною, и у нас, холопей твоих, те наши соболишка письмяной голова Василей Данилов Поярков запечатал… пожалуй нас, холопей твоих, вели, государь, те наша соболишка распечатать и нам отдать долги свои платить, чтобы нам, холопам твоим, в своих долгах, на правеже стояв, в конец не погибнуть и твоей бы царские службы впредь не отбыть…»
На этот раз челобитная возымела свое действие. На ней сохранилась помета — «По сей выписке Ивашке Иванову, Сеньке Дежневу, Гришке Простокише соболи их, для государевы дальние службы и их нужы, и дорогово подъему, соболи выдать и написать в приговор».
Пребывая по возвращении с Яны в Якутске, Дежнев стал невольным свидетелем того, как деспотизм главного воеводы вызвал всеобщий ропот. На Ленском волоке был схвачен с награбленным добром Парфен Ходырев в то самое время, когда туда прибыли воеводы. Головин занялся делом о корыстных злоупотреблениях Парфена, а старожилы Якутска старались выгородить прежнего начальника острога. На этой почве и окружение Головина раскололось на две партии. Учинилась «рознь» даже между главным воеводой и Матвеем Глебовым, на стороне которого оказался и дьяк Евфимий Филатов. Дело дошло до драки в приказной избе. Но это была еще только прелюдия кровавой усобицы, охватившей несколько позже Якутск.
Головин приехал на Лену с широкомасштабными планами. Он задумал осуществить реформу системы ясачного обложения с целью значительного увеличения поборов с местного населения, а для этого провести перепись якутов. Представители якутской администрации и преданные ей тойоны отговаривали воеводу от этого шага, опасаясь, что это вызовет сопротивление якутов. Самоуверенный Головин не пожелал прислушаться к благоразумным советам и приходил в раздражение, встречая противодействие своим планам.
Реакцией местного населения на политику воеводы стало широкое восстание, охватившее многие якутские волости. Восставшие отказывались платить ясак. Они подходили к Якутску и были уже в нескольких верстах от его стен. Это вызвало растерянность Головина, лихорадочно стремившегося переложить ответственность за события на других, «злохитроством своим покрываючи вину свою». Он стал обвинять в случившемся Глебова, Филатова и других, называя их изменниками. Многие лица были схвачены и брошены в тюрьму. Дьяк Евфимий Филатов оказался под домашним арестом, и к его дому был приставлен караул. Вскоре по наговору Головин засадил под арест на его дворе и второго воеводу Матвея Глебова, не отпуская его ни в съезжую избу для вершения дел, ни в церковь. С величайшей жестокостью воевода вел следствие, выбивая показания свидетелей против своих противников и их действительных и мнимых сообщников. Головин обвинил своих противников в том, что «учили де они якутов… служилых людей побивать, и под острог, собрався, притти и пушки в воду побросать и острог зажечь», а также подстрекали ясачных людей не платить никакого ясака, избивать промышленных людей, уходить в отдаленные места. Нелепость этого обвинения была очевидна.
Весть о событиях на Лене дошла до Москвы только в августе 1644 года через енисейского воеводу Аничкова который располагал свидетельствами служилых людей, приезжавших из Якутии. По предписанию московских властен Аничков направил в Якутск сына боярского Ивана Галкина, возглавлявшего первый поход на Лену, для освобождения Глебова и других узников. Головин встретил Галкина враждебно, бранился непотребно, называл его царскую грамоту поддельной, «воровской». В конце концов строптивый воевода вынужден был подчиниться содержавшимся в грамоте распоряжениям. Уступить же Головину пришлось потому, что с приездом Галкина копившееся подспудно возмущение людей против произвола воеводы прорвалось наружу. Служилые люди сами освобождали заключенных и проявляли откровенную ненависть к воеводе. Раздавались недвусмысленные угрозы перебить воеводу и всех его приближенных. Еще долго Головин пытался плести интриги, подстрекая своих сторонников к тому, чтобы не допустить освобожденных из заключения Глебова и Филатова к исполнению служебных обязанностей.
В феврале 1644 года в Якутск были назначены новые воеводы — Василий Пушкин и Кирилл Супонев. Казалось бы, карьере Петра Петровича Головина пришел конец. Слишком много беззаконий натворил он. Слишком много людей, среди которых были лица и далеко не рядовые, пострадало от его произвола. Но царская феодальная администрация оказалась неспособной эффективно бороться с такого рода злоупотреблениями. Она отнеслась к бывшему якутскому воеводе сравнительно мягко. После кратковременной опалы Головин вновь привлекается к службе. Возможно, сыграли свою роль связи с влиятельными вельможами и щедрые взятки. Через шесть месяцев после возвращения из Якутска Головин был уже окольничьим, носителем одного из самых высоких придворных чинов.
Затронули как-либо драматические якутские события Семена Дежнева? Непосредственно как будто бы и не
затронули. События эти разворачивались в то время, когда он пребывал, в дальних походах и в Якутске не находился. Но Дежневу пришлось немало натерпеться от своего начальника по последующему походу Михаилы Стадухина, пользовавшегося расположением всесильного воеводы и поэтому позволявшего себе многое. Об этом речь пойдет впереди.
В период своего кратковременного пребывания в Якутске между янским и последующим, индигирским походами Дежнев был уже женатым человеком. Об этом имеется упоминание в его челобитной относящейся к этому времени. Его первой женой стала якутка Абакаяда Сичю. От этого брака у них был сын Любим. Возможно, Сичю была привезена с Яны, а, возможно происходила из ленских якутов. Никакими данными на этот счет мы не располагаем. Перед уходом мужа в новый поход она была крещена местным священником, приняв православную веру. «Семейки Дежнева жонку крестить», — вывел якутский подьячий своим витиеватым почерком на листе пергамента. Каким православным именем нарекли новокрещеную якутку, мы не знаем.
8. НА ИНДИГИРКЕ
В августе 1641 года Семен Иванович Дежнев получил новое назначение на реку Оймякон, левый приток Индигирки. Не получив на этот раз ни хлебного, ни денежного жалованья, он был вынужден снаряжаться, вновь залезая в долги. «И мы, холопи твои, покупаючи кони дорогою ж ценою и платьишко, и обувь, и всякий служебной подъем стал нам, холопем твоим, по сту по пятидесяти рублев», — жаловался Дежнев в своей челобитыой. Однако расходы не остановили его. Видимо, сам он, наблюдая воеводский произвол и гнетущую обстановку в городе, не хотел засиживаться в Якутске.
Взял ли Дежнев семью, жену и малого сына Любима с собой на Оймякон или оставил на Лене? Документальные свидетельства на этот вопрос ответа не дают. Но есть основания предполагать, что семья оставалась в Якутске. Семен Дежнев надеялся возвратиться из похода через год. Однако его странствия по морю и по суше затянулись на целых два десятилетия. И ни в одном документе, относящемся к этому периоду, мы не встречаем упоминания о его семье. По-видимому, Дежнев располагал в Якутске небольшим хозяйством — коровами, сенокосными угодьями. В одной из челобитных Дежнева содержится просьба к властям разрешить передать его корову с теленком якуту Борогонской волости, некому Мамякаю, с которым у Семена Ивановича были какие-то деловые отношения. Возможно, он выменял у этого якута на корову с теленком что-то, необходимое для похода.
В новый поход Дежнев выступил в составе отряда из шестнадцати человек во главе с Михаилом Стадухиным, ставшим таким образом его непосредственным начальником. На Индигирку можно было попасть через Яну, дорога на которую уже была освоена первопроходцами. Далее шли на восток, вдоль правого янского притока Толстока (Туостаха) и, перевалив через хребет Тас-Каяптах, попадали в бассейн Индигирки, или Собачьей реки. Весь путь от Якутска до конечной цели занимал восемь-девять недель. Существовал и второй путь на Индигирку, минуя Яну. В этом случае подымались по Алдану, затем по его правому притоку Восточной Хандыге, преодолевали хребет Сунтар и выходили на Оймякон. Второй путь был короче, но им пользовались реже. Каким из них шел отряд Стадухина, сказать затруднительно.
Русские уже побывали на Индигирке до стадухинского отряда. В 1636 году сюда проник, двигаясь сушей из Якутска через Алдан и Яну, казачий отряд Посника Иванова. В среднем течении Индигирки казаки поставили Подвишерское зимовье. Низовья этой реки были открыты два года спустя Иваном Ребровым и его спутниками, отделившимися от отряда Перфильева, который нес службу на Яне. Поставив Нижне-Индигирский или Уяндинский острожек, казаки Реброва прожили здесь три года.
Отряду Посника Иванова пришлось столкнуться с нападениями беспокойных юкагиров, которых не сразу удалось объясачить. Выше верхних индигирских порогов — шивер было поставлено Верхнеиндигирское зимовье, получившее впоследствии название Зашиверского, или Зашиверска. Через некоторое время здесь была возведена церковь с шатровой главкой, яркий образчик русской деревянной архитектуры XVII века, напоминающий церковные постройки русского Севера. Давно заброшенная, она постепенно разрушалась и дошла до нашего времени в самом плачевном состоянии. Некоторое время тому назад органами культуры было принято решение зашиверскую церковь разобрать и перенести ее в район Иркутска с целью воссоздания в первоначальном виде в качестве замечательного архитектурного памятника. Он напомнит нам о славных землепроходцах.